«Успенский Петр Гаврилов, не служащий (в смысле государственной службы. —
Действительно странная история — сестра Успенского, пятнадцатилетняя девочка, не избежала ареста, а ее старший брат остался на свободе. А. И. Успенская писала:
«В феврале [1869 года] в Петербурге начались студенческие волнения, отразившиеся и на Москве. Произведено было много арестов; из нашего кружка были забраны Волховский, Надя Успенская, Антонова, Всеволод Лопатин и еще некоторые. Почему не был арестован Успенский и я, было для нас загадкой, но что следили за номерами, где мы жили, и за библиотекой Черкесова, — это было вне всякого сомнения. Вероятно, Успенский был оставлен на свободе в виде приманки, как человек, у которого были связи как в Москве, так и в Петербурге, чтобы легко было следить за теми, кто имел с ним сношения. Но ареста можно было ожидать каждый день, и чтобы не разлучили нас, мы решили повенчаться».[325]
Вечером 3 сентября Нечаев зашел к Успенским, снимавшим уютную квартиру в двух этажах на 1-й Мещанской в доме Камзолкина. «Я не сразу узнала бы его, — вспоминала А. И. Успенская о визите Нечаева, — если не была предупреждена мужем. В европейском, хорошо сшитом костюме он казался худощавее и выше ростом, синие очки скрадывали выражение его глаз, смотревших несколько исподлобья; усики подросли. Все это вместе взятое очень изменило его. В тот же вечер он рассказал нам, что за границей познакомился с эмигрантами — Герценом, Бакуниным и Огаревым. Много рассказывал о заграничной жизни, расспрашивал о сестре Вере, очень сожалел, что ей приходится сидеть в тюрьме в такое время, когда предстоит много работы. Помнится, тогда же он показал мужу и мне печатный лист, в котором было сказано, что он, Нечаев, является доверенным лицом от женевского революционного Комитета, имелась подпись — Михаил Бакунин, и была приложена печать с какой-то уж не помню теперь — надписью».[326]
Показав изумленным Успенским придуманный им с Бакуниным мандат несуществующей организации, нежданный гость заявил, что прибыл в Россию с целью образовать тайное общество для подготовки всероссийского крестьянского восстания, которое должно произойти в феврале 1870 года. По замыслу Нечаева, его конспиративное сообщество будет складываться из сети кружков, каждый кружок — состоять из пяти человек, каждый член кружка, кроме его руководителя, глава другого кружка и так далее. Получается система пятерок, в которой участники сообщества знают только по восемь его членов, остальные им неизвестны. Первую, центральную, пятерку Нечаев назвал кружком первой степени, кружки образованные из него, — кружками второй степени и так далее. Ему казалось, так наилучшим образом соблюдается конспирация. Он рассказал Успенским об организации «Народная расправа», уже якобы существующей в Петербурге, Одессе и других городах империи, о Комитете, руководящем этой организацией, и о другом Комитете, находящемся в Женеве и стоящем во главе всего российского освободительного движения. Эта ложь многократно повторялась Нечаевым при вербовке молодых людей в «Народную расправу».
В. Г. Короленко, встречавшийся со многими нечаевцами, превосходно осведомленный о замыслах творца «Народной расправы», с горькой иронией писал:
«Каждый член кружка обязуется основать такой же кружок. Таким образом «революция» растет в геометрической прогрессии. В известный день приказом сверху, от центрального кружка, в России объявляется свободный строй. Приказ идет от кружка к кружку, не знающих даже друг друга, и страна вдруг узнает, что она чуть не вся революционна и свободна…»[327]
Во время первой же встречи Сергей Геннадиевич просил Успенских называть его Иваном Петровичем Павловым и под этим именем представлять его друзьям.