Нечаянная для волка-одиночки (СИ)

— Наверное, надо было выдержать срок траура. Но мы не устраиваем праздник. Это же просто обед… — Теперь я искала свое пропавшее желание говорить. Но и молчать не могла. Но язык перестал взаимодействовать с мозгом, загруженным неожиданно свалившейся проблемой. — А с чего ты взял, что…

— Великая наградила нас брачными браслетами. Тот рисунок у тебя на плече. — Он всмотрелся внимательнее и его брови поползли вверх. — Это знак истинной связ… 

Он не договорил. Оборвал фразу на  полуслове. Молчал. Хлопал глазами. И почти перестал дышать.

— Хаади! Ты опять меня пугаешь. — И помахала перед его глазами рукой. Никакой реакции… Не нашла ничего лучше, как закрыть новое тату на левом плече правой ладонью. Только тогда услышала его дыхание.

— Ты о чем-то спрашивала? Ах, да! Твое тату означает, что у тебя два мужа. Оба истинные.

Я снова провела пальцами по шраму на шее. Рой. Он второй. Нет. Он первый. Великая просто констатировала факт. Где там, на родной Земле, женили на покойниках? Или, может быть, в здешних обычаях есть что-то связанное с посмертием истинных пар? И в чем логика, если я бессмертна? Или мне намекнули на его возможное перерождение? От этой мысли вдруг стало так тепло. Что я словно расцвела улыбкой.

Глава 38.

Стигмар Адертад Ласгалэн не любил менять своих решений и своих привычек. Свою почту он всегда просматривал сам. Дважды в день. В одно и то же время. Вне зависимости от того, что было на этот день запланировано. Бал, заседание Совета, общение с семьей, казнь. Иногда мог прервать заседание и отправить всех на перерыв, потому что подошло время просмотра почты.

Сначала  он счел послание, свернутое необычным способом и запечатанное магической печатью, запиской некой молоденькой глупышки, захотевшей обратить на себя внимание правителя. Почерк на лицевой стороне треугольника был явно женским. Ровным аккуратным бисером вытянулись строчки с именем адресата. Имени отправителя на письме не было.

Обычно Великий князь (Стигмар не любил ни слово «король», ни слово «правитель») отправлял такие послания в «ящик для хлама». Или сразу в камин, если в том были хотя бы горячие угли. Но с этим письмом рука никак не хотела расставаться.  Даже в стопку с первоочередной корреспонденцией пальцы отпустили эту бумажку нехотя. Разбирая почту дальше, он нет-нет, да и выискивал взглядом уголок сероватой бумаги. Отдав показавшиеся ему неважными письма секретарю для прочтения и ответов, пододвинул выбранные для себя на середину стола. Так завел еще отец. Секретарь мог бы разобрать почту, но некоторые письма не предназначались для посторонних глаз, поэтому Стигмар придерживаясь логики отца, просматривал предварительно пришедшие письма сам.

Пальцы сами нашли странноватый треугольник. Печать на письме была знакома и неизвестна одновременно. Оборотень внимательно обследовал ее и с удивлением обнаружил, что это письмо зачаровано так, чтобы открыть его могли только двое. Тот, кто писал, и тот, чье имя начертано сверху. Ключ. И это было почти невозможным. Этот ключ знали двое. Стигмар скрипнул зубами, но взял в руки стилус. По спине пробежал озноб. «Миранда». Едва он дописал последнюю букву, как печать спала. Это было настолько невероятно, что мужчина не сразу нашел, как правильно развернуть письмо, едва не разорвав дрожащими от нетерпения руками тонкую бумагу.

«Ваше Величество! Прошу простить за наглость. Подло с моей стороны было использовать в качестве кода столь памятное для Вас имя, но это единственный способ привлечь Ваше внимание к этому письму. Тем более речь в нем пойдет, — последующие слова Стигмар прочел несколько раз, — об обстоятельствах гибели Вашей сестры.»

Некоторое время ему потребовалось, чтобы привести дыхание в норму и вернуть зрению четкость. Если это глупый розыгрыш, то страже уйдет приказ разыскать шутника и отправить на эшафот. Но сначала… заставить раскаяться в злой шутке.

«Я опишу здесь момент ее гибели, как видел это свидетель. Сравните с тем, что известно Вам, и, если не будет разночтений, Ваш приговор справедлив. Если же найдутся различия, я умоляю, позвольте приговоренному получить положенное ему по закону. Я более чем уверена, что Вы вынесли приговор тому, кто и сам винит себя в ее смерти. Уверена, что не единожды проверили собранные на месте доказательства его вины. Но, молю, прислушайтесь к моим словам.»

— Наглая девчонка! Как она смеет указывать мне?! По закону? Я здесь закон! — Князь сам не понял, как начал вслух разговаривать с клочком бумаги, с особой осторожностью удерживаемой обеими руками. Страх, что эта бумажка порвется, прежде, чем он прочтет все до конца, медленно захватывал его сознание. Согласен он с ней или нет, но дочитать должен.