Нечаянная мелодия ночи

Я по-прежнему смотрела на солнце. И по-прежнему по моим щеками текли слезы. И по-прежнему это были слезы от солнца, и не более. Потому что я его ждала. Я не хотела верить этим словам и не верила. И даже не пыталась постигнуть их смысл. Я просто ждала. И когда я теряла сознание, то у меня мелькнула мысль, что я теряю его только от солнечного удара. И не более… Скоро придет мой муж…

Мама замолкла на полуслове и, низко склонив голову, стала старательно размешивать ложкой суп, который превратился в холодную густую кашу. Мне казалось, что мама прячет свое заплаканное лицо. Но я не знала какие слова утешения найти. И мне плакать почему-то не хотелось. Наверно потому, что все услышанное воспринималось мною как чужая история, никакого отношения ни ко мне, ни к моей семье не имеющая. Мелодрама из чужой, незнакомой мне жизни. И я даже подумала, как хорошо, что это произошло не со мной.

Мама слишком резко подняла свое лицо. И вновь выпали шпильки. И она уже их не собирала, а как-то резко, злобно стряхнула их ладонью со стола. И они со звоном посыпались на пол. Слез в маминых глаза не было. Только у левого уголка губ появилась глубокая морщина. Почему я ее раньше не замечала. Или она появилась сегодня? Мама словно физически почувствовала ее. И прикоснулась ладонью к лицу.

– Он умер из-за нее, – сухим, монотонным голосом сказала она. И поморщилась, словно от отвращения. – Он покончил собой из-за нее. Из-за меня он ни разу не умирал. Наша с ним жизнь не располагала к смерти. И для меня он никогда не сочинял музыку. Наша жизнь не располагала к музыке… Он не подумал о детях. Он не подумал обо мне. Ему было плевать на всех нас. И я его ненавижу.

Последняя фраза прозвучала уверенно, без колебаний: «Я его ненавижу».

Мама внимательно посмотрела на нас. И я была уверена, что она звала нас за собой. И призывала к такой же ненависти.

В моем сердце не было ненависти. Как бы я не старалась. Я понимала своего отца. Потому что всегда, в отличие от своего брата, была уверена, что смерть и любовь идут рядом. И зачастую смерть бывает лучшим выходом из несчастной любви.

Но Игнат, похоже думал совсем по-другому. Он привстал с места, и крепко обнял маму за плечи.

– Все у нас хорошо, мамуль. Ты только не волнуйся. Отец был всего лишь слабым человеком, – снисходительно заметил Игнат. – И его можно только жалеть. Он очень узко воспринимал жизнь. И любовь. Только как отношения между мужчиной и женщиной. Поверь, я смотрю на это совсем по-другому. Я люблю саму жизнь. И всегда буду до последнего бороться за нее. И не собираюсь добровольно ее покидать. Я не настолько слаб. И не настолько глуп… Светка со мной согласна. И ее последняя выходка – всего лишь дань первой любви. Правда, Светик?

И Игнат бросил на меня суровый взгляд, не соответствующий ласковым словам, обращенным ко мне. Я его поняла. Мне так хотелось сказать правду. Мне так хотелось закричать, что я не согласна. Что я понимаю отца. Что любовь стоит жизни. И это не слабость! Это поступок! Но слова застряли в горле, когда я посмотрела на маму. Ведь она не зря привезла нас сюда. Она не зря открыла нам всю правду. Она, так и не сумев спасти отца, хотела сегодня спасти нас.

– Мамочка… Мамуля, – я тоже привстала с места и с другой стороны обняла ее. – Игнат прав. Я даю слова, больше это не повториться. Поверь, меньше всего в жизни мне тогда хотелось умирать. Мне просто хотелось, чтобы меня пожалели.

Мы оба обнимали ее. Взрослый сын и взрослая дочь. Не самые плохие на этом свете. И у мамы на глазах появились слезы. По-моему она впервые поняла, что мы для нее значим. По-моему она впервые поняла, что не одинока и что жизнь ее далеко не бессмысленна.

– Игнат, Светочка… Если бы вы знали…

Мы все прекрасно знали. И оставшиеся у нее в душе слова были уже излишни.

– Знаете, давайте каждое воскресенье сюда приходить, – вдруг предложила мама. – Что бы ни случилась. И даже если у вас своя жизнь. Будет своя любовь… Давайте сохраним эту традицию. Единственное, что осталось нам от вашего отца. Да и еще… Не нужно его ненавидеть…

7

Мы сохранили эту традицию. Каждое воскресенье мы приходили сюда. Не говоря больше об отце. Но как бы своим приходом поминая его. И все больше понимая и любя.

А в тот день, когда мы с Игнатом остались наедине, я задумчиво на него посмотрела и заявила.

– А ведь ты все знал об отце!

– С чего ты взяла, Светка?

Он удивленно вытаращился на меня. И его удивление было явно наигранным. И если эту фразу я ляпнула наугад, из ревности, что Игнат очень похож на отца и к тому же способен предчувствовать, то теперь я тут же убедилась в своей правоте.

– Не ври, братишка. Мне хотя бы не ври. Ты прекрасно знал про это кафе, про тайную любовь отца, про его музыку, посвященную другой женщине.

Игнат смирился.