Многим семинаристам родители присылали посылки и денежные переводы. Моя же мать была бедна и ничего мне послать не могла, и я, взяв у ректора благословение, подрядился ездить в загородную церковь и регентировать там хором. Голос и хорошие способности к этому у меня были. Священником в храме был молодой иеромонах, который приветливо принял меня и дал комнату на втором этаже церковного дома. Старый настоятель, недавно умерший, очень опасался воров-грабителей и везде, где надо и не надо, наставил железных решеток, задвижек, запоров и громадных крюков. И иеромонах отец Андроник дал мне первое послушание – снять все эти железные запоны. Вооружившись гвоздодером, я в поте лица трудился два дня и соорудил во дворе целую кучу железного лома. Второе послушание мне было дано насчет котов, которых сердобольная церковная стряпуха развела во дворе тьму тьмущую. Везде, куда не сунься, сновали эти мурлатые, хвостатые твари. Они обладали скверными, склочными характерами и постоянно дрались, вопя при этом гадкими жлобскими голосами. Отлов велся под лозунгом: «Жадность фраера сгубила!» На веранду церковного дома кидалась связка мороженого минтая, дверь во двор открывалась, и охотники затаивались в укромном месте. Привлеченный пикантным запахом малость подпорченной заморской рыбы котяра жадно устремлялся к ней, чтобы украсть привалившую на счастье добычу. Все они были ужасное ворье. В это время наружная дверь закрывалась, и на веранду выходили два ловца: батюшка с ведром и я с мешком. Метущегося в страхе пленника накрывали ведром и переправляли в мешок. Можно было наполнить котами только половину мешка, дальше, как говорил батюшка, создавалась критическая масса и в мешке возникала лютая драка. Эти мешки на машине увозил один прихожанин за послушание и выпускал на волю в лесу.
Наш церковный хор состоял из маломощных бабушек и одной пожилой дамы, певшей басом. К концу всенощной бабульки стихали и увядали, но я тряс их за плечи и призывал не срамить нашу православную церковь. И впрямь, бабульки оживали, и хор начинал звучать мощным гласом. Моя учеба в семинарии подходила к концу, и надо было мне уже присматривать невесту. Неженатого по канонам не рукопалагали в священники. В храме я приглядел одну девицу прихожанку. Это была настоящая гарная украинская девушка. Здесь был полный набор девичьих прелестей. При хорошем росте – карие очи и черные брови, румяные щеки и белозубая улыбка. При том еще русая коса толщиной в руку. Стал я к ней подъезжать, мол не желает ли она стать матушкой попадьей. И оказалось, что Олеся не прочь.
Перед свадьбой я устроил знатный мальчишник – прощание с холостой жизнью. Погуляли мы на славу в городской квартире у одного семинариста. Перепились в дым, подрались и устроили настоящую оргию. Я потом два раза ходил каяться к духовнику после этой безобразной пьянки. Потом была свадьба с Олесей, торжественное венчание. Но под утро во сне мне был голос: «За твой грех у вас не будет детей». Меня это очень огорчило, так как я всегда говорил своим друзьям, что у меня будет двенадцать детей по числу апостолов и я устрою из них свой церковный хор.
После рукоположения я получил приход на юге России в богатом и многолюдном селе. Священника здесь давно не было, и меня ждали с нетерпением. Хоровая каменная церковь была закрыта в тридцатых годах и вновь открыта при немцах. При церкви сохранился просторный дом для священника с садом и огородом. Я думаю, что такая благодать мне была дана по молитвам матери. Я ее звал жить ко мне, но она не захотела оставлять родные места. Ревностно принялся я налаживать церковную жизнь. Первым делом по всему селу я выискивал молодых с хорошими голосами для церковного хора. Мы часто делали спевки, я научил их нотной грамоте. Вскоре съездил к правящему архиерею и выпросил себе диакона, и служба у нас пошла по полному чину.
Матушка Олеся тем временем занималась по хозяйству. Под ее рукой вырастали и плодились куры, гуси, индюшки. Кабан же вырастал величиной чуть ли не с автобус. Даже в конце концов не мог ходить, все сидел на заду и опустошал корыто с месивом. Была у нас и корова. Кроме того, благодарные прихожане нас не забывали и несли все что могли от своих щедрот. Через год я купил себе машину – удобный бездорожник, чтобы ездить по селам на требы. От такой жизни мы с матушкой раздобрели, округлились, а вот детей у нас не было. Не давал Господь детей. Через несколько лет по этому вопросу мы поехали к врачам в областной город, где Олеся прошла полное обследование. После всего я пошел на собеседование к врачам, и они дали ошеломляющее заключение: детей быть не может, потому что ваша жена больна злокачественным поражением лимфатических узлов. В возрасте четырнадцати лет она получила радиоактивное облучение и два курса химиотерапии. Услышав это, я просто обомлел.
– Так значит она обречена и не жилица на этом свете?!
– Скрывать не будем, самое большее ей отпущено пять лет жизни.
Когда я вышел от них, на мне, как говорится, лица не было.
– Олеся, что же ты мне раньше не сказала о том, что больна?