Говорят, они и сейчас там живут, потомки Маленького Пастушка, Большого Разбойника, Моисея и всех других пастухов, первыми явившихся поклониться Христу Младенцу. Если вы когда-нибудь поедете в паломничество на Святую Землю, обязательно побывайте на Поле Пастухов неподалеку от Вифлеема: там вам расскажут об этом подробнее.
КИПАРИСОВАЯ ЁЛКА
(Почти по О’Генри)
– А как поживают ваши подопечные из Ладисполи, Аннушка с Никитой? Вам про них что-нибудь известно? – спросила я Михаила Николаевича, когда мы оба отошли от радости неожиданной встречи и сели в самый дальний уголок церковного зала, чтобы и выступающих невниманием не обидеть, и друг с другом пошептаться. Мы не виделись лет двадцать – это сколько же воды утекло, страшно сказать!
Лариса Павловна, глава нашего сестричества, объявила о начале праздничного концерта и сама села к пианино. Зазвучал вальс, и к сверкающей огоньками ёлке выбежали семенящим шагом совсем маленькие, лет по пяти-семи, девочки, наряженные снежинками, но, правду сказать, более похожие на белых мышек, чем на снежинки, – сами пухленькие, а ручки-ножки тоненькие. Они более-менее плавно и слаженно покружились и замерли возле ёлки. Тут вальс сменился «камаринской», к ёлке выбежали такого же возраста мальчики, наряженные еловыми шишками, и тоже пустились в пляс. Они в основном старательно и не очень в лад топали – такой уж был у них танец. Когда топотушки кончились, «шишки» и «мышки» разбились на пары и закружились в некотором подобии вальса.
– Для всех тогдашних моих подопечных, кроме Никитки с мамой, «ладисполийское сидение» закончилось довольно скоро и благополучно: все получили визы и отправились по местам нового жительства, – ответил на мой вопрос Михаил Николаевич. – А вот Никита с мамой остались в Ладисполи.
…Грациозно-неуклюжий танец малышей закончился под бурные аплодисменты родителей и гостей. К ёлке вышли приходские ребята постарше и запели хором «Тихую ночь», на немецком языке, естественно. Красиво и тихо так запели. Разговаривать под их пение было бы невежливо, а потому я прикрыла глаза и под пение детей стала вспоминать…
Это было в начале восьмидесятых. В итальянском городе Ладисполи, расположенном на берегу Адриатического моря, застряла группа эмигрантов из СССР, не пожелавших отправиться ни в Израиль, ни в США, а ждавших разрешения на отъезд в Канаду, Австралию или Новую Зеландию. Ждать приходилось долго, порой невыносимо долго. Потому Георгий Николаевич, единственный постоянный житель Ладисполи полурусского происхождения, но душой вполне русский, сын офицера первой волны и красавицы итальянки, называл их пребывание на берегу Адриатики «ладисполийским сидением» – по аналогии со знаменитым «галлиполийским сидением» белой гвардии.
Я приехала в Ладисполи из Мюнхена, чтобы встретиться со старым питерским приятелем Юрием, бывшим диссидентом, тоже застрявшим в тех краях. От местных властей Юрий с женой получили на время вполне приличную трехкомнатную квартиру, у них я и остановилась на пару недель, чтобы вместе встретить Новый год и Рождество. Именно Юрий и познакомил меня с Михаилом Николаевичем, работавшим переводчиком при фонде помощи эмигрантам. Мы с ним сразу обнаружили одинаковые литературные пристрастия и подружились. Юрий, его жена Катя, Михаил Николаевич и я составили дружную четверку неутомимых путешественников по окрестностям: целыми днями мы разъезжали на стареньком Юрином джипе, который купил он за совершенно смешные деньги у знакомого автомеханика. Гидом нашим был Михаил Николаевич: в этом древнем краю было на что посмотреть, а он его хорошо знал. Иногда Юра и Михаил Николаевич говорили и о делах эмигрантских, но меня они мало интересовали: захотели люди эмигрировать и сумели – ну так что ж с этого? Каждый выбирает сам… И даже если кто-то жизнь на чужбине не выбирал, а за него это сделал КГБ, негласно введя изгнание в практику борьбы с инакомыслием, то все равно путь, приведший к насильственной эмиграции, был все-таки выбран по собственной воле. Но хоть и не стремилась я к этому, а познакомиться кое с кем из эмигрантской публики в Ладисполи мне пришлось…