Поэтому она решила спрятаться где-нибудь в саду, который – Иона Петрович обмолвился за ужином – был весьма велик, запущен, с заросшими, порой непроходимыми дорожками. Лида, городская жительница, предпочитала, конечно, природу ранжированную, усмиренную, выдрессированную, однако сейчас любая, самая дремучая лесная чаща казалась ей предпочтительней, чем общение с «хлопотуном».
Впрочем, побежала она не прямиком в сад, потому что Модест Филимонович немедленно увидел бы ее, глянув в окно, на этих дорожках, залитых лунным светом, а метнулась сначала под стены дома и, только выждав порядочно, понеслась в темноту сада, под прикрытие раскидистых сиреней и каких-то неведомых пород деревьев.
Юбка ее немедленно принялась цепляться за разросшуюся траву, потому что дядюшка не солгал – сад и впрямь оказался запущенным просто вопиюще! Лида попыталась развести траву в стороны, однако немедленно обстрекалась крапивой и вскрикнула, тотчас зажав себе рот обожженной рукой. Воображение ее распалилось и наделяло омерзительных ей Модеста Филимоновича и Авдотью Валерьяновну чертами вовсе уж сверхъестественными и почти дьявольскими! Ей уже чудилось, что эта парочка провинциальных интриганов выбралась из дома и, ведомая тем чутьем, которое особо присуще людям безнравственным и преступным, несется по ее следам, причем глаза обоих обладают умением видеть в темноте, а руки приобретают способность вытягиваться в длину непомерную, чтобы настигнуть Лиду, на какое расстояние от дома она бы ни удалилась.
Стиснув зубы, перепуганная девушка кое-как смогла усмирить полет своих разнуздавшихся фантазий, а потом заставила себя закрыть глаза и так постоять полминуты. Ей не раз приходилось убеждаться, что таким образом быстрее привыкаешь к темноте и обретаешь способность проницать ее взором.
Конечно, страшновато было стоять в садовой глуши с зажмуренными глазами, но Лида старательно сосчитала до тридцати, прежде чем открыла их вновь.
Ну что сказать – знакомый способ не подвел. Однообразная, сплошная тьма как бы разделилась на составные части. Стали видны стволы: узловатые – фруктовых деревьев, скорее всего яблонь, и прямые белесоватые с черными продольными крапинами: Березовка оправдывала свое название! Кое-где завиднелись округлые купы цветущей белой сирени и калины, и Лида пошла на сладкий аромат, безотчетно находя в нем успокоение.
Вдруг резко шумнуло над головой. Видимо, всполошилась уснувшая ночная птица. Ничего страшного в этом, конечно, не было, однако Лида снова перепугалась. Вспомнилась сорока – ведьма Маремьяна… Легко было не верить в нее днем, легко было посмеиваться над застольными рассказами дядюшки, однако сейчас Лиде совершенно не было смешно. Расширенными глазами она вглядывалась в темноту, и ей уже мерещилась согбенная (ну ведь все ведьмы старые и горбатые, как Баба Яга!) фигура, пробиравшаяся от куста к кусту, припадая на одну ногу и опираясь на непременную клюку…
Лида снова зажмурилась на мгновенье, а когда открыла глаза, никого меж кустов не обнаружила.
«Померещилось!» – мужественно уверила она себя, однако тут же ей пришло в голову, что ведьма могла просто присесть и теперь только и выжидает удобного мгновения, чтобы наброситься на Лиду.
На вопрос, зачем вообще она сдалась ведьме, девушка ответить не смогла бы, однако страх вновь помутил ей рассудок, и она побежала в глубину сада, поддернув кринолин повыше и призрачно белея панталонами.
Очень скоро трава перестала цепляться за ноги, идти стало легче, и Лида поняла, что выбралась на какую-то тропинку.
Она перевела дух и пошла куда глаза глядят, вполне доверившись прихотливым изгибам тропинки. Та не подвела: совсем скоро заросли перед Лидой расступились, и она оказалась на небольшой полянке, в центре которой стояло небольшое сооружение под округлой крышей.
«Беседка!» – обрадовалась порядком уставшая Лида и ринулась вперед, предвкушая мгновение, когда сможет присесть на лавочку, которая непременно должна оказаться в этом легоньком строении. Может быть, ей даже так повезет, что она сможет прилечь на этой лавочке и хоть немного поспать?
Она опрометью вбежала в беседку, уронила поднятую юбку и только собралась перевести дух, как вдруг в темноте, заполнявшей беседку, ей померещилось какое-то движение.
То есть Лида попыталась было уверить себя, что это ей мерещится… Однако же рассудок убеждал, что нет, в самом деле из темноты выступает какая-то неясная фигура, протягивает к Лиде руки…
Неужто Модест Филимонович умудрился обойти ее, обхитрить, угадать, что она непременно ринется в беседку, и подстерег здесь? И теперь от него нет спасения, несмотря на все ее старания!
Это было уже слишком для Лиды! Силы как-то враз кончились, страх и разочарование подкосили ее. Ноги подогнулись, она начала падать… Кто-то ее подхватил… Краем меркнущего сознания она успела услышать сначала чьи-то шаги, а потом возмущенный голос:
– Что это значит, милостивый государь? Потрудитесь объясниться!
Голос был знакомым, но вспомнить, кто это, Лида уже не могла, потому что окончательно лишилась чувств.