«Мама, прошу тебя, не осуждай. Возможно, мне удастся начать новую жизнь, и я въеду в наш город на белом коне. Помнишь, ты говорила мне когда-то давно в детстве, что я обязательно буду богатой и счастливой. Мамочка, я еще не потеряла надежду, поверь. Это так и будет. Очень скоро будет. И тебе не придется стоять на твоих распухших больных ногах по десять часов в день у прилавка. Но пока тебе придется потерпеть. Совсем недолго, ладно? Я приеду за тобой и увезу туда, где нету ни слез, ни боли, ни печали. Мамочка, прости, что я сделала это, не посоветовавшись с тобой. Но я побоялась, что ты сумеешь убедить меня остаться здесь. А я этого не выдержу. Я ненавижу наш город. Родная, когда мы встретимся, я обниму и расцелую тебя. Береги себя.
Твоя непутевая дочка Галина».
…Гиря весила двадцать килограммов. Галина увидела ее на свалке неподалеку от дома. И поняла в ту же секунду, что это именно то, что ей нужно. Она обернула гирю тряпкой и положила в свою хозяйственную сумку. Она несла сумку на плече, делая вид, что сумка ничего не весит.
В том месте, где образовалась естественная запруда, глубина в речке была метра четыре с половиной. Там росли водоросли, и дно было устлано старыми полусгнившими ветками. Рыбаки обходили запруду стороной, опасаясь порвать снасти, дети купались на песчаной косе в полутора километрах выше по течению. Галина положила Андрюшин дневник в полиэтиленовый пакет, завязала его мертвым узлом. Потом не спеша обвязала вокруг талии веревку, другой конец которой был намертво привязан к дужке гири. Потуже затянула узел. Она выбрала дождливый день, потому что знала: дождь смывает все следы.
Небо над ее головой было плаксиво-серого цвета.
— Мамочка, прости, — прошептала Галина, прижимая к груди пакет с Андрюшиным дневником. — Прошу тебя, поверь в то, что я на самом деле уехала из города. Я на самом деле уехала. Переселилась в иной мир… Пресвятая Богородица, услышь мою молитву. На этот раз ты ее услышишь, да? Пускай моя мама верит, что я просто взяла и уехала. Пожалуйста, сделай так, чтобы она в это поверила. — Галина перекрестилась несколько раз, быстро огляделась по сторонам.
— Встречай меня, Андрюша, — сказала она и столкнула с яра гирю.
Во время короткого падения она видела лицо Андрюши. Он был насуплен и чем-то недоволен. Зато потом, когда ее легкие мучительно больно распирало хлынувшей в них водой, Андрюша улыбался ей широко и радостно.
— Не бойся, девочка, я не стану заставлять тебя делать то, что ты не хочешь. Я тебя люблю, понимаешь? — Угольцев держал Мусины руки в своих и попеременно подносил их к губам. — Ты будешь моей госпожой. Я буду делать только то, что ты мне прикажешь. У тебя что-то болит?
Она покачала головой и, освободив руки, закрыла лицо.
— Что с тобой, девочка? Если не хочешь — не говори.
— У меня будет ребенок. Господи, неужели это правда? — прошептала Муся, откинувшись на спинку дивана. — Я буду… счастливой.
— Вот оно что. — Угольцев встал и отошел к окну. — Выходит, отныне у меня постоянно будет соперник. Да, Павел, дорогой, вот так обстоят дела. И самым мудрым для тебя решением будет полюбить этого сопляка или соплячку так, словно это твоя родная плоть и кровь. — Он нервно барабанил пальцами по оконному стеклу. — Ты всегда был эгоистом, Павел, но, как правильно заметил кто-то из классиков, только эгоисты и умеют по-настоящему любить. — Он обернулся и встретился взглядом с Мусиными полными слез глазами. — Моя милая девочка, за то, что ты в своем глубоком горе пришла ко мне, а не к кому-то другому, я буду благодарен тебе до конца своих дней. За то же я буду вместе с тобой и в твоей радости тоже. Можешь на меня рассчитывать, Марусенька. Я тебя никогда не подведу, — сказал он.
— Спасибо, — прошептала она, глотая слезы. — Еще никто и никогда не обращался со мной так… как… как…
Она бросилась ему на шею и разрыдалась на его груди.
…Море тихо млело в закатных лучах. Над их головами громко гомонили чайки. Они шли бок о бок кромкой воды. Внезапно парень поднял девушку на руки, вошел по колено в воду и остановился.
— Пошел, пошел! — заорал благим матом режиссер. — Черт побери, это уже третий дубль. Больше не осталось сухих штанов. Ты же ее любишь, понял? Ты должен кинуться в воду очертя голову. Любовь — это импульс, порыв, сумасбродство. А ты встал как баран и думаешь о том, как бы тебе не намочить свой драгоценный х… Ты хочешь ее — так возьми силой, иначе потеряешь навсегда. Блин, а пленка-то у меня японская. Марина, колоти его кулаками по спине, по голове. Стоп! Придумал. Вы упадете в воду, и ты сдернешь с нее платье. Потом, в конце фильма, когда она уйдет к этому полупедику Сергею, она будет вспоминать твой истинно мужской поступок и плакать горькими слезами сожаления. Витька, черт, да веди же наконец себя как настоящий мужчина!
Угольцев наклонился к уху Клепикова, с которым делал уже третью картину, и сказал так, чтобы слышал только режиссер, и никто больше:
— Я не согласен с тобой, Петя. Настоящий мужчина никогда не станет брать силой любимую женщину. Это противоестественно.