Нечаянные грезы

Она опустилась в качалку в углу, закрыла глаза.

Она вспомнила, как Анна Герасимовна рассказывала, что вскоре после того, как они с Еленой Владимировной обосновались в N, к ним зашел молодой человек. Он попросил разрешения пройти в дом, сославшись на то, что якобы бывал здесь ребенком, расспрашивал о ней, Мусе. Его не пустили дальше веранды, хотя, по словам той же Анны Герасимовны, у молодого человека была благородная, а не уголовная внешность. Анна Герасимовна сказала, что Муся вышла замуж за ее брата — в то время они с Павлом на самом деле были вместе. Молодой человек назвался Андреем. Он не спросил ни ее адреса, ни телефона. Это вполне мог быть Вадим…

Муся вскочила с качалки и бросилась к буфету, в котором, она знала, была початая бутылка мадеры. Глупо заглушать алкоголем смятение души, еще глупее позволять этому смятению руководить своими поступками. Если бы Вадим захотел, он бы давным-давно ее нашел. Скорее всего он обрадовался, когда она от него сбежала, — ведь она была обузой, неразрешимой проблемой. Мужчины не любят проблем, тем более неразрешимых. Вадим понятия не имеет, что у него растет сын, иначе бы он… «Нет, он никогда об этом не узнает, — в который раз поклялась себе Муся. — Ванька мой, только мой. Еще не хватало делить его с призраками из прошлого…»

Потом Муся поднялась босиком в мансарду. Здесь теперь была семейная библиотека. Анна Герасимовна перевезла из своей московской квартиры все книги, и полки буквально ломились от старинных — дореволюционных — фолиантов по искусству, философии, религии… На стене все так же висели ее стоптанные пуанты, пачка переместилась в застекленный шкаф, где Анна Герасимовна, сама большая поклонница балета, хранили трофеи своей молодости.

Муся включила торшер и достала из шкафа длинный розовый хитон, в котором, как рассказывала Анна Герасимовна, ее подруга Елена Рябинкина танцевала Машу в «Щелкунчике».

Она слегка поправилась за последнее время, но хитон был эластичный и пришелся впору. Муся сделала несколько вполне профессиональных па — когда-то давно она занималась в балетном кружке, — села на ковер, расплакалась. Нет, это невыносимо, вести двойную жизнь…

Через два месяца после того, как родился Ванька, они с Угольцевым стали близки. Это произошло без малейшего нажима с его стороны и без особого желания с ее. Просто это было неизбежно — Павел окружил Мусю плотным кольцом нежной заботы, за которую она была ему искренне признательна. С ним она прошла всю азбуку так называемого взрослого секса. В их отношениях с Вадимом ведущим началом было романтическое чувство и обычное прикосновение друг к другу вызывало бурю эмоций, а потому им и в голову не приходило разнообразить сексуальные приемы.

Не то было с Угольцевым. Поначалу Муся лишь делала вид, будто ей доставляет удовольствие заниматься с ним любовью, а он — что в это верит. Скоро обоим это наскучило, и Угольцев ушел спать на диван в гостиной. Муся лежала ночами без сна, с трудом глотая слезы обиды. «Почему я никому не нужна? — спрашивала себя она. — Даже Ваньке, который выплевывает мою грудь, словно мое молоко горькое, как полынь. Может, оно на самом деле горькое?..»

Однажды Угольцев вернулся домой за полночь. Оживленный, источающий запах дорогого коньяка и каких-то сладковато-пряных женских духов. Муся испытала укол ревности — Павел определенно был с другой женщиной, уделял ей внимание, говорил комплименты и, вероятно, занимался с ней любовью… С Мусей случилась истерика. Она пыталась биться головой об стену, а он ее удерживал. Она изловчилась и до крови укусила Угольцева за руку. Он хлестнул ее наотмашь по щеке, и это привело ее в чувство. Более того, ей это понравилось.

— Еще ударь, — прошептала она и подставила ему лицо.

Он ударил ее три раза, потом жадно впился в ее губы.

Муся отдалась ему не сразу. Она дразнила его, разжигала его желание, уступая себя по маленькому кусочку. Они провели бессонную ночь. Засыпая уже утром у него на груди, Муся прошептала:

— Мне так понравилось с тобой. Я не хочу, чтобы ты занимался этим с другими женщинами.

Когда Ваньке исполнилось полтора года, Угольцев настоял на том, чтобы его препоручили заботам холостой, образованной и обладающей прекрасными манерами Анны Герасимовны, которая к тому времени обосновалась вместе с матерью в N. Муся протестовала очень слабо — Ванька был криклив и непоседлив, и она успела вымотаться духовно и физически, ухаживая за ним день и ночь.

— Я помогу тебе поступить в институт культуры, — сказал как-то Угольцев. — Нынче такое время, что без диплома ты не человек.