Нечаянные грезы

— Угадал. Но дело в том, что все так неординарно и… неопределенно.

— Понял. Он не принадлежит к привычному для тебя кругу крутых самцов и похотливых самок, в котором последнее время ты вращаешься.

— Тише, прошу тебя. Анна Герасимовна наверняка еще не спит.

— Зачем ты носишь эту скучную маску?

— Только ради Ваньки. Если он узнает, что его мать поет и танцует в ночном кабаке, он будет горько переживать.

— Нет. Он будет тобой гордиться.

— Ладно, оставим все как есть. Даже если ты прав, я не готова к тому, чтобы этот мерзкий городишко с наслаждением засунул свои руки в корзину с моим грязным бельем.

— Ты скоро заберешь Ивана к себе и навсегда порвешь с нашим городом.

Муся вздохнула и налила себе еще мадеры.

— Да. Возможно, в моей жизни что-то изменится в лучшую сторону… И очень скоро. Ну, а там кто его знает. Словом, я влюбилась в мальчишку и, кажется, по-настоящему. Хотя не исключено, что этот эпизод не будет иметь продолжения. Что касается меня, то я и пальцем не пошевелю, чтоб удержать Алешу возле себя.

Сказав это, Муся поняла, что не покривила душой. Разумеется, ей будет совсем не просто забыть Алешу, но она наверняка выживет, если он навсегда исчезнет из ее жизни.

— Раз так, то ты его, считай, потеряла. Самцы любят, когда инициатива принадлежит слабой стороне. Такое уж нынче время.

— Он не современный человек. Да будь на то моя воля, я бы ни на шаг его от себя не отпустила. Но я не имею никакого права. И вообще… Черт, он страшно разочаруется, когда узнает, что я представляю из себя на самом деле. Ведь я изображала из себя святошу. Самое странное, что в то время я и чувствовала себя почти святошей. Клянусь тебе, я ни капли не притворялась. Костя, скажи: что мне делать?

Она чуть было не расплакалась, но сумела вовремя взглянуть на себя со стороны.

«Пьяная истеричка, — мысленно обругала она себя. — Сейчас потечет макияж, и ты будешь похожа на вокзальную проститутку».

— Пригласи меня к себе в столицу, и я мигом все улажу. Я бесподобен в роли соперника, а этот типаж, как тебе известно, существует для того, чтобы подхлестывать затухающие страсти. Хотел бы я знать, а своему дедуле ты докладываешь все как есть или прибегаешь к цензуре?

— Он ни о чем меня не спрашивает. Думаю, ему давно донесли, где я на самом деле работаю. Москва большая деревня. Но он любит Ваньку и, надеюсь, будет молчать.

Они проболтали часа полтора, если не больше. Костя обладал тонкой душой истинного художника, и Муся, изголодавшаяся по компании подобного рода, с удовольствием слушала его рассуждения об искусстве, литературе, музыке. Наконец он встал.

— Ну, пора. Проводишь до двери?

Она кивнула и протянула ему руку для поцелуя — это вошло у них в традицию.

— Я так люблю уходить от тебя ночью. Мне начинает казаться, будто ты моя женщина. — Он притянул Мусю к себе, поцеловал в душистую макушку. — Я на самом деле по уши в тебя влюблен, хотя, очевидно, мое чувство несколько иного рода, чем то, какое испытывает большинство твоих приятелей. Я влюблен в твою душу, которой чужды предрассудки. Твое тело тоже мне очень нравится… — Он неподдельно вздохнул. — Если б ты захотела, то наверняка смогла бы меня соблазнить.

Муся отстранилась и шутливо погрозила Косте пальцем.

— Пора спать. — Она поежилась, очутившись на холодной темной веранде, громко щелкнула выключателем. — Рада была тебя видеть.

Она задержалась еще на какое-то время на веранде, прислушиваясь к скрипу снега под подошвами Константина. Она представила себе, что это не он уходит от нее, а… Кровь ударила ей в лицо, она стала кружиться вокруг стола, как делала когда-то в детстве. Потом выключила свет и метнулась к темному заснеженному окну.

Снегопад прекратился. Выглянула луна. Муся видела глубокие следы в палисаднике. Почему-то прежде, чем постучать в дверь, Костя обошел вокруг дома. Ну да, бросил снежком в окно мансарды. Раньше он никогда так не делал… Она зябко поежилась и подумала о том, что в этом мире все изменчиво. Даже привычки хорошо знакомых людей.

В ту ночь Муся легла спать в мансарде, постелив себе на полу между шкафами. Она не стала задергивать штору и луна полновластно хозяйничала в комнате. Муся думала об Алексее. Она не строила планов на будущее — она давно отучила себя от этой дурной привычки. Но не могла запретить себе мечтать…

Алеша гнал машину на предельной скорости, хотя шоссе было скользким из-за налипшего снега. Он то и дело утирал непрошеные слезы, проклиная себя за эту бабью слабость. На въезде в Краснодар его остановил гаишник.

— Имей совесть, приятель, — сказал он, беря у него права. — В такую гололедицу самоубийцы и те сидят по домам. Неужели это ты, Леха? Узнаешь?

Вглядевшись внимательней в обветренное лицо гаишника, Алеша молча кивнул и по-детски громко шмыгнул носом.

— Роман. Ромка Переведенцев. Как дела, дружище?

— У меня-то полный нормалек, а вот с тебя причитается за превышение скорости и нарушение святых правил мужской дружбы. Небось уже давно в городе, а носу не кажешь. Давай-ка ставь машину под навес и заходи на огонек. Имеется, чем разживиться.