Нечаянный богатырь

После того, как в камере захлопнулась ее официальная дверь, я не сразу решился показаться Дадону. Вначале стоял и прислушивался, гадая, все ли ушли. Отчаявшийся узник продолжал о чем-то бормотать. Но вдруг это бормотание прервалось сдавленным вскриком, а потом какими-то хрипящими звуками, которые очень мне не понравились. Так что я, разом отбросив все сомнения, щелкнул пружиной замка и кинулся в камеру. Вовремя! Дадон лежал на полу, судорожно взбрыкивая ногами. А лоснящаяся черная веревка, словно живая, пыталась его повесить. Одним своим концом, как удавкой, она обвила Дадонову шею, сжимаясь, судя по его синеющему лицу, все сильнее, а вторым своим концом тянулась вверх вдоль стены, к выступу под потолком, наверняка намереваясь вздернуть свою жертву, чтобы потом с ее гибелью ни у кого вопросов не возникало: покончил мужик с собой в камере – и делу конец. Я, разумеется, в этом поединке был на Дадоновой стороне. Кинулся к нему, ухватился за черную тварь, которую даже язык не поворачивался веревкой назвать, и принялся ее разматывать. Точнее, попытался, потому что по силе своих смертельных объятий эта гадость больше напоминала собой стальной прут. Однако в моей жизни бывали моменты, когда даже такое порой загибать приходилось, если не покрепче, а тут еще отчаяние мне сил придало – для Дадона-то счет шел уже на секунды. Так что последний мой рывок увенчался успехом: полностью шею жертвы я не освободил, но хоть над горлом удалось удавку ослабить. Дадон тут же захрипел, через помятое горло жадно закачивая в себя воздух. А вот черная гадина, чтобы ей больше не мешали его душить, попыталась для начала со мной разобраться. Быстро соскользнула с Дадона, и одновременно верхний ее конец словно прыгнул на меня со стены, пытаясь захлестнуть теперь мою шею. Я успел ее перехватить правой рукой где-то посередине, ногой наступил на один ее конец, прижимая его к полу, чтобы не дергался, а левой рукой попытался поймать второй конец гадины. Ей этого, естественно, не хотелось, так что она чего только не вытворяяла, чтобы перехватить у меня инициативу. Выгибалась по-всякому, пережимая мне конечности в явной попытке их сломать, стегала меня свободным концом, метя в глаза. А тут еще Дадон немного очухался и пополз на четвереньках к двери, пытаясь умножить число моих неприятностей. Что он собирался сделать? Сбежать отсюда через закрытую дверь или на помощь позвать? У малого явно крыша поехала, если он надеялся при этом на что-то хорошее. Мне прям так и захотелось швырнуть в него гадиной, чтобы она немножко ума в него вдавила. Но она теперь упорно не желала расставаться со мной. Теперь я даже не знал, кто из нас кого держал: то ли я ее, прижимая рукой и ногой, то ли она, обвиваясь вокруг меня, словно вьюнок вокруг жерди. Свободным концом она сделала очередной выпад, пытаясь рассечь мне лицо. А я, вместо того, чтобы снова ее ловить, на этот раз просто со злостью рубанул ее на подходе ребром ладони. Руку мне, по ощущениям, будто кто-то раскаленным гвоздем проткнул, а получившая удар гадина ухнула куда-то вниз, мне под подбородок. А в следующий миг скользнула мне по груди. Мое воображение тут же дорисовало картину: гадина вбуравливается мне меж ребер, устремляясь к сердцу. Но вместо этого все ее петли, только что сдавливающие меня, вдруг безвольно опали к моим ногам. Я быстро стряхнул их со своей обуви и сделал пару шагов назад, ожидая, чем обернется эта стратегическая хитрость. Но тут услышал яростное шипение, прямо как от кипящего чайника, исходящее именно от моей груди. Что все-таки успела гадина со мной сотворить?! Я инстинктивно схватился за сердце, и наткнулся на связку бабкиных амулетов, один из которых буквально кипел и плевался. И даже прежде, чем я успел на него взглянуть, я уже, кажется, знал, какой именно. От поноса, ясное дело! Или это он просто так назывался, за своим скромным именем скрывая массу других талантов? Как бы то ни было, а амулет сейчас медленно остывал на моей грудной клетке, ничуть ее при этом не обжигая, в то время как гадина продолжала валяться на полу, будто парализованная. Не дожидаясь, когда она очухается, я принялся быстро завязывать ее многочисленными узлами, затягивая их потуже и с удовлетворением слушая, как при этом что-то хрустит внутри гадины, разрываясь или переламываясь.

– Трой! – Дадон, про которого я на какое-то время просто забыл, сам мне о себе напомнил, окликнув от дверей сиплым шепотом. – Ты откуда взялся? И что это было?

– Прикончить тебя пытались! – ответил я только на последний вопрос. Отбросил в сторону готовую композицию из узлов, кивнул на нее Дадону: – Кто-то из членов следственной комиссии незаметно оставил тебе этот подарочек.

– Да нет… почему незаметно? Ее выронил один из следователей, когда бумаги в папку складывал. Но мне казалось, что он ее потом подобрал…

– Вот тебе раз! А не Лакнаф это был?