Нечего прощать [СИ]

— Спасибо конечно, что решили за меня все, — ответила недовольно Соня, — но я имела право знать это с самого начала.

— И что бы это изменило, Соня? — удивилась Ирина, — ты бы стала к ним относиться иначе? Ведь какими бы они не были — они твои родители в первую очередь. Ты бы стала их любить меньше или смогла возненавидеть?

— Я уже не относилась к ним с тем чувством, которое было у меня раньше. Но то, что они убили моего ребенка сильно сломило мои чувства. Они изменились. Я им благодарна, и не более. А теперь, зная что меня с ними не связывает общая кровь, я хочу сказать что очень счастлива. Потому что очень боялась и стыдилась тех скандалов что устраивал Носов, и особенно мне страшно было от того, что я ощущала и думала, что раз я его крови — значит и во мне это может проявиться. А сейчас этот страх ушел, с правдой которую я узнала.

Вдруг со своего места встал Андрей и сказал:

— Вы извините меня, если я вас покину?

— Нет, — удивилась Анастасия, — а куда ты собрался?

— Мне надо пойти и подумать. Я хочу прогуляться.

— Ты с ума сошел, — Тимофей кивнул на окно, — на улице собирается приличный шторм, не странно ли гулять по такой погоде?

— Тим, я люблю дождь и такую погоду, — ответил Андрей, прошел к выходу, вытащил из шкафа плащ и закрыл за собой дверь.

Анастасия и Ирина переглянулись:

— В этом доме происходит нечто очень странное, — сказала Ирина.

Андрей шел по улице подставив лицо ветру, порывы которого слегка развевали его волосы, и гладили прохладой его щеки, пропитанные горечью, струившейся из глаз. Он впервые позволил себе задуматься над одним вопросом, который сегодня подняла Соня, когда сказала о родителях. В конце концов надо действовать, ведь во всем, что происходит с ним сейчас есть их прямая вина. И, в отличие от Сони он не может похвастаться фактом неродной крови — тут все совсем плохо.

Андрей накинул наушники — музыка идеально подошла к зрелищу на улице. Деревья сотрясались от порывов ветра, а листва поднималась маленькими вихрями–воронками в разных местах — то тут то там. А Рикардо Монтанер затянул свою невероятно меланхоличную и сентиментальную песню «Еще будет», слова которой врезались в мозг Андрея и он сам себе говорил — конечно будет. Все еще будет.

А Виктор Носов в это время отлеживался после побоев и пытался успокоиться. Но спокойствие это не привело его к нормальным мыслям — его снова начали мучить слова анонима, который тогда звонил и сказал, что его спасение возможно только в том случае, если не отказываться от собственной сути. Что он имел в виду?

Виктор встал с кровати и легкая боль проскочила по его телу легким шелестом, а потом быстро успокоилась. Он спустился по лестнице, убедился, что жена и Вика орудуют на кухне над ужином.

Далее, он свернул под лестницу и оказался в комнате Вики, где Стасик сидел за письменным столом и завершал домашнее задание:

— Здравствуй, — сказал Носов холодным голосом, а внутри него пульсировало отчаяние. Он боялся что ребенок за ним не пойдет, — пойдем поиграем?

— Здравствуйте, — я не могу, — мне мама сказала уроки делать, — сказал Стасик.

— Она разрешила тебе немного поиграть, — сказал Виктор.

Стасик послушно сложил тетрадку и выбрался из своего стула, подошел к Носову:

— А во что мы будем играть? — спросил он.

— В одну интересную игру, — ответил Виктор, — но она у меня в комнате, пойдем?

И они вышли, поднялись в башню по черной лестнице и очень скоро оказались в спальне Виктора:

— Смотри, — Носов расстегнул брюки и вытащил на воздух свой детородный орган, который успел напрячься за то время, пока они шли наверх.

— Какая большая, — сказал Стасик.

— Поиграй с ним, — произнес Виктор и уже от этих слов ему стало так хорошо и тепло, что плоть сама по себе стала крепнуть с каждым мгновением становясь все жестче и жестче.

— А как? — удивился ребенок.

— Возьми его в кулачок и двигай влево–вправо.

Стасик последовал требованию Виктора, хотя совершенно не понимал, что в этой игре может быть веселого. А самого Носова как будто охватила эйфория. Первые же прикосновения пальцев согрели его так, как не могли ни одни женские руки. Вот она — подавленная плоть, которая была вынуждена всю жизнь скрывать себя, притворяться не тем, кем была на самом деле, вот к какой катастрофе она приводила этого человека, который пошел на поводу у общества и задавил в себе все позывы к естественному, для его природы, влечению. Последствия для него стали самим по себе крушением всего святого, что могло вообще быть… Да. Он так этого хотел…

— А теперь попробуй взять его в рот! — сказал Виктор и закрыл глаза, сейчас его обдаст холодный душ такого блаженства, какое невозможно ни с одной женщиной. Но сами женщины всегда хотели, чтобы он интересовался ими или имел их — и он перестроил себя, сломал через силу, сделал правильным. Таким как принято. Таким как хотели все остальные. И они тоже были виноваты в том, что сейчас происходило между Стасиком и Виктором Носовым.

Катя открыла спальню мужа, чтобы пригласить его к ужину и застала эту жуткую картину, закричала:

— Извращенец! Что ты делаешь с ребенком!