– Вот сижу я в тюремной робе, вяжу салфетки, пытаясь украсить свой уголок. Вспоминаю неверного мужа, убитую любовницу и тяжело вздыхаю. Я фотографии мужа даже над своей шконкой повесила. На тумбочке иконка стоит. А потом вдруг понимаю, что мне помогает выжить только любовь. Только любовь, понимаешь, и ничто другое. Я ведь до сих пор люблю Вадима. Ночью я закрываю глаза, верчусь на железной кровати и вспоминаю Вадима. Я готова простить ему все на свете, терпеть постоянное безденежье и радоваться тому, что он рядом. Ведь если так, по сути, разобраться, не все крутые мужики сразу стали крутыми. По жизни любому мужчине отпущен лимит невезучести. Я ведь терпела с ним все лишения, отказывала себе во всем, только бы его накормить чем-нибудь вкусненьким. И что я получила взамен? Ничего. Правда, один раз я встала перед серьезным выбором. Невезенье Вадима стало просто хроническим, он к нему приспособился, привык. Я долго и упорно думала, что же мне с этим делать. Смириться и жить, экономя на молоке, или взбунтоваться и найти того, для кого деньги – не проблема? Я выбрала первое и просчиталась. Вадим не оценил моей преданности и завел связь на стороне. Я жестоко поплатилась за свою любовь и скоро буду наказана. Знаешь, я постоянно прислушиваюсь к шагам на лестнице, жду, что позвонят в дверь и попросят меня с вещами на выход. Я стала бояться телефонных звонков, любого шороха за дверью. Не представляю, как буду слушать приговор. «…Взять в зале суда под стражу… Столько-то лет лишения свободы…» Мне кажется, я не выдержу, я просто сойду с ума, я сломаюсь.
Мила наконец замолчала, я облегченно вздохнула в надежде, что смогу быть услышанной.
– Ну и любишь ты фантазировать! Прямо хлебом тебя не корми, дай что-нибудь придумать.
– Я не фантазирую. Я говорю то, что есть, и то, что будет.
– Ольга жива.
– Что?
– У тебя со слухом плохо?
– У меня со слухом хорошо, это у тебя с головой плохо. Ты про кого говоришь, про любовницу моего мужа?
– Конечно, а про кого же еще? Ольга жива. Я с ней недавно по телефону разговаривала.
– Она в больнице? В тяжелом состоянии? Она собирается писать на меня заявление?
– Бог мой! Она дома в прекрасном настроении, а это значит, что ты можешь ничего не бояться. Все обошлось.
– Она что, бессмертная?
Я рассмеялась.
– Милка, у тебя крыша поехала. Таблетки, что ты купила у бабки, липовые.
– Как это?
– Так это. Бабка тебя надула. Скорее всего, подсунула тебе таблеточки от поноса, и все.
– Э, нет! Бабка не могла надуть.
– Почему ты так уверена?
– Потому что я ей хорошие деньги заплатила. Они знаешь какие дорогие! Я могла себе зимние сапоги купить.
– Так вот, лучше бы ты себе зимние сапоги купила. Высокая цена – не показатель хорошего качества. Можешь теперь жить спокойно и ни о чем не думать.
– Я сегодня эту бабку поймаю и голову ей отверчу. Сука старая.
– За что?
– За то, что она трудящихся дурит.
– Ты ей должна не голову откручивать, а букет цветов подарить. Она тебя от тюрьмы спасла.
– Ой, я теперь уж и не знаю, что лучше, – всхлипнула Милка. – Ведь эта тварь опять с моим мужем встречаться будет…
– Это уже полбеды. Главное, спать ты будешь не на нарах, а дома, в своей кровати.
– И все равно, подруга, если она под моего мужа ляжет, я не знаю, что с ней сделаю.
– Милка, хватит! Сейчас я за тобой заеду, и мы проведаем Вадима. Непонятно, кто же в него стрелял?
– Может, эта идиотка, которую я заставила на унитазе сидеть? – усмехнулась Мила.
– Нет. Исключено. Это заказное убийство. Понимаешь, Вадима заказали.
– Ну вот любовница его и заказала.
– Нет. Если бы она кого и заказала, то тебя.
– Меня-то почему?
– Ты же ей мешаешь, а не Вадим. У Вадима свои дела были. Кому-то он очень сильно дорогу перешел.
– Не знаю, какие там у него дела были, но мы себе даже бутылку приличного вина не могли позволить, – грустно сказала Милка и повесила трубку.
Глава 23
Пока мы ехали в больницу к Вадиму, каждые десять минут звонил мой любимый Юрьевич и спрашивал, не натворила ли я каких-нибудь глупостей. Его забота совершенно меня не раздражала, даже наоборот – вызывала чувство гордости и бесконечной благодарности.
– Переживает, – повела носом Милка и уставилась в окно.
– Конечно, переживает, – без всякого хвастовства ответила я.
– Если переживает, значит, любит.
– Любит, – я блаженно улыбнулась.
Перед глазами предстал родной облик: широкие плечи, светлые волосы и глаза… Глаза, в которых можно утонуть. Мне повезло. Я заполучила не мужчину, а самый настоящий омут. Но ведь я уже несколько лет мечтала, чтобы меня затянуло поглубже. Я чувствовала его на расстоянии. Мне были близки его мысли, привычки, повадки. Я знала про него все. Например, что его первая любовь настигла его в детском саду, и я даже видела фотографию девочки-школьницы, которой Юрец носил портфель и читал стихи. Я знала, что он заядлый рыбак и великий охотник.