Нечеловеческий фактор

Шарипов позвонил домой, час примерно сюсюкал с молодой женой, всякими ласковыми словами её облепил с головы до ног, после чего успокоился, аккуратно уложил на место трубку, сдул с неё невидимую пылинку, потер руки, выдохнул и крикнул молодецки:

— Ну, где Дед Мороз? Снегурочек всем хватит? А пить не самогон будем? Тогда вперёд!

И начался пир как в сказке — на весь мир, хотя, слава богу, никто в мире, кроме присутствующих в исполкомовских райских кущах, о новогоднем борделе при доме отдыха правителей области знать не знал, да и не смог бы, если бы даже очень захотел. Пили и пели, плясали, парились в бане и купались в бассейне голой толпой, состоящей из пьяных в дымину мужиков и таких же девчонок, выписанных на заказ из большого танцевального ансамбля «Гулдала» областной филармонии.

Проснулся Байрам второго января в восемь утра, снял с шеи розовую руку девушки Ларисы, повисшей на нём сразу с начала веселья, сполз с кровати, налил себе коньяка почти стакан, проглотил и в трусах босиком вышел на крыльцо.

Вокруг был синеватый после рассветный снег, бледнели запорошенные ели по периметру забора и бегали по двору два алабая, огромных как телята. Пахло дымом от печей из низких кирпичных труб и терпким ледяным ветром с Бухтарминского «моря».

— Хо-ро- шо!! — крикнул в небо Байрам, — Хорошо ведь, мать вашу за ногу!

Правду чувств своих доложил миру.

Глава вторая

Никто кроме малых детей никогда не называл утро первого января добрым. Даже если кто-то часов в восемь мог проснуться и выскочить на морозный чистый воздух, очищаясь в нём изнутри и снаружи от въевшихся в одежду и плоть запахов винегрета, оливье, холодца и селёдки под толстой шубой, то первым встречным он говорил не «доброе утро!», а «с Новым годом!». Потому как врать вообще нехорошо, а в первые часы обновлённой жизни — просто преступление. Ну, какое оно «доброе», утро первого января? Никто почти не спал. Глаза слипаются, и качает тебе на ровном месте, как сухогруз в шторм, башка трещит от адской смеси вин и водки с коньяком, тошнит от аромата копчёного сала или кустарда, заварного крема на торте, а шампанское, не смотря на то, что является напитком благородным, вместе с газом всё ещё ломится наружу, на далёкие виноградные плантации, через все твои щели в теле.

Анель решила окончательно проститься с кроватью, где покоилась всего пару часов, села на край и поняла что за ночь она объелась, перепилась, вымазалась заварным кремом и красной икрой, которые от тепла организма ссохлись, стягивая кожу до желания усиленно чесаться. Нет. Вот ночь добрая была, всё в тебя лезло и легко глоталось, а изнутри рвались песни, пожелания радостные и остроумные шутки. Утро же заставляло сделать невозможное — чувствовать счастье бытия уже в другом временном отрезке, в счастливом Новом году. Заставляло, но впустую. Помятый самым значимым праздником, народ счастьем считал редкие минуты, когда прекращала бить дрожь и трещать голова.

Села Анель на подоконник, дождалась когда Байрам оденется и прибежит целоваться перед отлётом в командировку, а после трёх минут нежности осталась одна, обмякла, взгрустнула и, придерживая у висков голову, стала смотреть в окно. Там посреди дороги ещё позавчера мужики слепили для своих малолеток высокую снежную горку со ступеньками сзади. А скат щедро залили водой. И вот первого числа огромные массы детей да ещё пьяных дядек с тётками начали с визгом, свистом и с возгласами «ништяк катимся», «погнали, ё-моё!» и на них похожими, носились вниз на санках, картонках, фанерках, на задницах и спинах. В общем, было на горке веселее, чем за столом с бутылками, тарелками и отдельной вазой в центре стола, полной мандаринов, которые всегда являлись населению на уличных лотках и рынке только под Новый год.

Громко затарахтел, аж затрясся красный телефон с редкими для шестидесятых годов кнопками вместо дисков. Доставались такие почти все разному начальству.

— Людка! С Новым тебя! Желаю повышения зарплаты и такого же хорошего мужа, как мой! — очень порадовалась Анель явлению подружки в тяжкую послепраздничную минуту. — Как отметили-то!?

— Ой, Анечка, по телефону и не перескажешь, — захохотала довольная жизнью Людка. — Приезжай лучше. Мы же ещё не закончили праздновать. Гуляем без сна и отдыха! Без мужа сможешь? Мы тут все без мужей.

— Так мой на аварию улетел в Усть-Каменогорск. Завтра вернётся к ночи, — Анель прижала трубку к щеке, а длинный телефонный провод позволил ей говорить и одновременно доставать из шкафа лучшее платье. Оно было сшито в «люкс мастерской» из бирюзовой лайкры с золотистыми дралоновыми вставками вокруг декольте и вдоль бёдер. — Так что я баба незамужняя до завтрашнего вечера. У вас там есть перед кем мне новыми нарядами повыделываться?

— Увидишь лично! Есть они, донжуаны! Куда без них, нахалов!? Давай, ждём! — Людка не смогла остановить звонкий хохот и с размаха грохнула трубкой по рычагам.