Нечестивцы

Я смотрела на небо без звезд. Днем не могу смотреть… а ночью часами стою у распахнутого окна, и морозный воздух врывается в легкие. Мне нравится, как ветер треплет мне волосы, а снежинки покалывают щеки. Бывают моменты, когда я вспоминаю хорошее… они редкие, но они бывают. Иногда я закрываю глаза и снова переношусь в прошлое, туда, где еще не было так больно, туда, где девочка смотрела на свое будущее через свое отражение в любимых глазах и считала, что она оторвала самый огромный кусок счастья во вселенной. А счастье оказалось нескончаемой болью.

Я резко распахнула глаза и поняла, что музыка смолкла. Я стою у окна и смотрю на заснеженную ель, на морозные узоры на стекле. Подношу руку к лицу и чувствую, что оно мокрое от слез. Только тоска осталась. Безумная отравляющая тоска. И она сводит меня с ума своей монотонной навязчивой пульсацией, когда вдруг накатывают воспоминания.

Внутри появилось отравляющее чувство тревоги… Непонятное, возрастающее с какой-то ненормальной скоростью, даже сердце забилось быстрее. Внезапно услышала резкий свист покрышек за окном и распахнула его настежь, всматриваясь в полумрак. Автомобиль, видимо, влетел в ворота на невероятной скорости.

Вижу, как в замедленной киносъемке — брат быстро идет навстречу, из джипа выходит Роман, Стефан что-то кричит слугам, потом они наклоняются к машине и кого-то вытаскивают из нее, несут в дом. Мне не нужно было говорить, кого… я почувствовала. Так бывает, когда внезапно немеют кончики пальцев, потом сердце пропускает удары, а потом я вдруг понимаю, что сломя голову бегу по лестнице вниз. Я не дышу. Я погружаюсь в агонию. Быстро. Слишком внезапно, чтобы понять.

Мне больно. Страх. Он липкий, он едкий, он сводит с ума, когда каждая секунда становится столетием, когда собственный взмах ресниц растягивается на часы. Когда нет дыхания.

Максима внесли в гостиную, тут же положили на пол, я непроизвольно оттолкнула Стефанпа и опустилась на колени, резко прижимаясь щекой к окровавленной груди. Хочу услышать, как бьется его сердце. Один удар, и я снова смогу дышать. Один удар. Пожалуйста. Господи, пожалуйста!

— Где Фаина?! — кричит Андрей.

— В городе, поехала на открытие нового филиала клиники. Артем отвез с утра, — голос Романа слышен, как сквозь вату. Если там пуля и она попала прямо в сердце…то кто ему теперь поможет?

— Но он живой… — не знаю, кто это говорит, я жду…Услышала и смогла наконец-то вздохнуть. Лихорадочно трогаю его лицо, бледное до синевы, прижимаю пальцы к шее, пульс очень слабый.

Мне что-то говорят, а я никого не слышу, мне страшно, я в панике, я ничего не понимаю. Разрываю его рубашку, и глаза расширяются от ужаса — на груди три круглые раны. Ему никто не поможет…Никто! Я поднимаю лицо к мужчинам и вижу, как они беспомощно смотрят на меня, потом на Макса, потом снова на меня…Паника становится сильнее. Она топит рассудок, я все еще не могу дышать, его сердце под моей ладонью замедляет бег и с моих губ срывается стон отчаяния. Прижимаю руки к ранам и закрываю глаза. Остановится его сердце — и мое остановится. Я это знаю. Просто знаю и всё.

Воцарилась тишина, глухая, навязчивая, паническая тишина. Ну где же ОНО?! Где? Я смотрю на лицо Максима и с ужасом понимаю, что сердце под моими ладонями не бьется… он не дышит. Пожалуйста, дыши… дыши… дыши, черт возьми!

— Дыши! Пожалуйста…Максим…дыши…!

Легкий стук и грудная клетка едва приподнимается под моими руками. Настолько незаметно, что почувствовать могу лишь я. Еще и еще… сильнее… сильнее. Теперь я вздохнула так громко, что заболели ребра, и в глазах потемнело на секунду, меня продолжает трясти.

Чувствую, как по щекам катятся слезы, мой подбородок мокрый, а я смотрю на бледное лицо бывшего мужа и вижу, как дрогнули его ресницы. Теперь мое сердце бьется так сильно, что мне кажется, я потеряю сознание. От слабости кружится голова.

Он открыл глаза… взгляд затуманен…Смотрит на меня, и я тоже дышу…Все быстрее и быстрее, задыхаюсь. Вот и все…Живой. Он живой…Я медленно встаю с колен, чувствую, как мне кто-то помог, непроизвольно подношу руку к щеке, вытирая слезы.

— Раны не смертельны, — говорит Роман, — его спас бронежилет. Вот эти две навылет. А тут просто синяк.

Как в тумане прохожу мимо брата, Грифона и Радича, и медленно поднимаюсь по лестнице. Колени подгибаются. Мне нужно лечь… нужно лечь. Ненадолго.

Когда наконец-то чувствую под головой подушку я понимаю, что как бы сильно и безумно не любила…понимаю, что сошла бы с ума, если бы не смогла его спасти…я даже, кажется, почти простила…но я не хочу больше впускать его в свою жизнь. Он должен жить, дышать со мной одним воздухом, но не рядом. Я больше не вынесу его лжи, я больше не хочу биться в агонии, я встала с колен и это конец, как бы больно мне ни было.

— Дарина, родная моя, почему ты ушла? Ведь я знаю, что больше всего на свете ты всегда хотела быть рядом с ним.

— Мне плохо, меня вымотало, нужно немного полежать. ОН долго здесь пробудет?