Нечестивцы

Дарина искренне обрадовалась детям. У меня прям дух захватывало при взгляде на ее счастливое лицо, когда она судорожно обнимала их по очереди. Или когда целовала старших, не выпуская из рук Марка. Она задавала им вопросы, не забывая отвечать на те, которые тараторила Тая. Постоянно старалась дотронуться до них лишний раз: прижать к себе, погладить по волосам, сжать их руки.

А я все смотрел на них со стороны и чувствовал, как сердце замедляет свой бег. Только идиот бы не понял, что сейчас моя женщина ожила, она настолько истосковалась по детям, что старается всеми возможными способами насытиться общением с ними. А потом она засмеялась. Так просто. Искренне. Убегая от Яшки. И этот смех отозвался такой волной боли внутри меня, что я в бессилии присел на корточки. Оказывается, я уже забыл, каким бывает ее смех.

И наконец-то это ощущение пристального взгляда на себе. Он словно прожигал меня насквозь. Повернул голову и наткнулся на голубые глаза, внимательно исследующие мой профиль. Дарина тут же отвернулась. А меня прошибло током. В двести двадцать, как всегда, от её взгляда.

Я пошёл к ней, издали любуясь тем, как блестят её волосы и хлопья снега, кружась, искрятся на них.

— Ну что, Дарина, я думаю, настало время нам поговорить?

Она слегка нахмурилась и вздохнула.

— О чем? Разве есть, о чем?

Прищурился в ответ на этот вопрос. До боли захотелось схватить ее за плечи и сильно встряхнуть, чтобы стереть с лица это равнодушие.

— А ты считаешь, не о чем, Дарина? Я искренне думал, что у тебя накопились ко мне вопросы…Как и у меня к тебе.

— У меня нет к тебе ни одного вопроса, Максим. Все ответы на свои вопросы я давно получила и, увы, не от тебя.

Стиснул зубы. Так, детка, правильное направление выбрала. Бей по больному. Я усмехнулся и провел рукой по влажным волосам.

— Зато у меня есть к тебе вопросы. И ответы на них я хочу получить, — наклонился к ней, вдыхая ее запах, — сейчас, Дарина.

Она сделала шаг назад, увеличивая дистанцию между нами. Бросила взгляд на резвящихся детей.

— Спрашивай, мне, как и всегда, нечего скрывать от тебя. Я отвечу на любой твой вопрос.

Поднес руку к ее лицу и убрал со щеки волосы. Она вздрогнула и неосознанно сделала шаг назад. Так, будто ей было противно моё касание! Проклятье! Даже так, Даша? Тебе настолько омерзительны мои прикосновения? Или ты, наоборот, боишься не удержаться и прижаться к моей ладони щекой? Я опустил руку и сжал в кулак. То, о чем я собирался спросить, ранило до сих пор.

— Тогда скажи, милая, какого дьявола ты убежала от меня с охранником?

Она прищурилась, глаза сверкнули яростью:

— А разве я могла просто уйти? Я могла позвонить тебе, как нормальному мужу и сказать — я ухожу от тебя, рассчитывая на адекватную реакцию? Я сбежала не с ним, я сбежала от тебя. На его месте мог быть кто угодно, любой, готовый мне помочь просто выбраться из того проклятого дома, в котором ты меня запер.

Я подошёл к ней вплотную. Настолько близко, что нас разделяла только одежда. Схватил ее за подбородок, поднимая лицо и, в то же время, не давая возможности отодвинуться от себя. Процедил сквозь зубы:

— Но зачем? Черт возьми, Дарина, зачем ты от меня сбежала?

Она посмотрела мне в глаза и тихо сказала:

— Потому что я больше не хотела тебя видеть, слышать и чувствовать. Потому что ты …ты сломал меня, Максим. Рядом с тобой я не дышу, а задыхаюсь, а я еще нужна моим детям. Потому что у меня было два выхода из твоего дома — или смерть, или побег с Денисом. Я выбрала второе не ради себя, а ради моих детей… и я сделаю все, чтобы они вернулись ко мне

Она говорила сбивчиво, с такой яростью. Нет, даже ненавистью. Шептала, глядя мне в глаза. Требовала и просила. О детях. Не о нас. Сердце в груди заколотилось в бешеном ритме. В висках отчаянно пульсировала одна единственная мысль. Это был конец. Ведь конец? Я отвернулся от неё, наблюдая, как дети резвились в снегу. Но на самом деле я не видел ни их, ни парка вокруг нас.

— Это была моя идея, Дарина, — я зло усмехнулся, — и, как ты знаешь, мои идеи редко заканчиваются хорошо. На кону стояло перемирие с Зарецким. А ты, любимая, как никто другой, знаешь, что он из себя представляет.

Я замолчал. Поднял голову к небу. Такому же пасмурному и серому, как моя душа, от того, что в ней творилось. Я предчувствовал агонию.

— Я мог пойти за Андреем, Дарина. Он просил меня об этом. Граф просил меня выстоять бок о бок с ним. Но я отказался. Отказался, потому что банально испугался, малыш. Не за себя. Я испытал столько всего, что меня собственной смертью не напугать. Я испугался за вас.

Повернулся к ней, чувствуя, как от тоски и нежности при взгляде на Дарину перехватывает горло.