"Наслаждаюсь триумфом. Победа. Временная отсрочка. Дыхание выравнивается, и сердце стучит спокойнее. Все тише… тише… тише…пока не начинает замирать. В этот момент и приходит тоска по тебе. Она гложет меня изнутри, как голодный зверь. Появляется издалека, легкими спазмами, тихими всплесками волн, накатывает, уходит, подкрадывается и прячется, чтобы снова неожиданно оскалиться в приступе отчаянной агонии… Её амплитуда увеличивается пропорционально моей «слепоте» и «глухоте», а потом превращается в цунами, когда уже я сама ищу тебя везде, как одержимая: в черном небе без звезд, в бликах молнии, в глазах равнодушных прохожих, в строках, нотах, моих слезах, горьких, как твоё существование. Зову тебя сквозь пустоту и темноту реальности, кричу, срывая голос, умоляя вернуться… один раз… ненадолго… и тогда я понимаю, насколько безумно все ещё люблю тебя. Люблю каждую чёрточку на твоём лице, каждую улыбку, пусть подаренную не мне, каждое слово, каждый твой вздох, я люблю даже ту невыносимую боль, которую ты даешь мне без остатка, которой делишься со мной, и я жадно впитываю её, пожираю ссохшимся и истосковавшимся по тебе сознанием. Вот тогда я отдаюсь твоей власти и позволяю забрать всю меня, ты взрываешься во мне снова и снова, фейерверком, разноцветными осколками самых диких и извращенных эмоций, самых сумасшедших фантазий, разрезаешь на куски все мои моральные принципы, ставишь меня на колени, заставляя покориться тебе и в эти моменты… я снова живу…дышу…с тобой…тобой.
Только я никогда больше не впущу тебя в мою жизнь, Максим. Живи в моих мыслях, моих горьких и сладких воспоминаниях, беги как яд по моим венам, но никогда не возвращайся в мою жизнь. Дальше я сама…без тебя. Это конец. Прости…и прощай…будь счастлив. Я очень надеюсь, что ты будешь счастлив, и я…когда-нибудь буду счастлива без тебя. Я верю в это…"
Я перечитал это письмо бесчисленное количество раз. Запоминая каждое слово, каждую фразу, заполненную страшной безысходностью и отчаянием. Начиная понимать, что потерял Дарину не там, в том доме, а еще здесь. Еще здесь заставил её ненавидеть себя, и был настолько слеп, что не видел этой обжигающей ненависти. Решил, что важнее продолжать игру по тем правилам, к которым я давно привык, чем прислушиваться к её робким попыткам достучаться до меня, в закрытые наглухо двери моей самоуверенности. А когда я всё-таки открыл дверь, то её на пороге уже не оказалось.
Вечером я сам отвёз Дениса к Дарине, заранее позвонив ей по телефону. Высадил его, не выходя из машины, чтобы молча наблюдать, как моя жена закрывает от радости ладонью рот, а потом бросается к нему на шею, судорожно скользя дрожащими пальцами по его рукам, груди, проверяя, цел ли он. Провела рукой по шраму на лице, а я почувствовал это прикосновение на собственной коже. Осторожное, чтобы не причинить боль. Полное нежности и заботы. Он притянул её к себе, и она прижалась к нему всем телом, обнимая руками за шею.