Нечестивый Консульт

Ричард Скотт Бэккер НЕЧЕСТИВЫЙ КОНСУЛЬТ

Обманное обольщение
В черноснежных небесах,
Сражен тоской сверхчеловек,
И отцы в слезах.

Black Sabbath, Зодчий Спирали

Повелевал ли в жизни ты когда-нибудь начаться утру и зачинаться дню?

Когда-нибудь говорил ты заре, чтобы всю землю охватить и вытряхнуть всех нечестивцев из укрытий их?

КНИГА ИОВА Стих 38:12-3

Глава первая Западная часть Трёх Морей

Прокатилась молва среди наших мужей,
И погнала их прочь от сохи и с полей,
Прочь от мягких перин, прочь от жен и детей,
Прямиком к золотому Ковчегу.
К золотому Ковчегу — презлому врагу,
Всё дальше в его нечестивую тьму,
Туда, где свод Неба царапает Рог,
Где Идол, страшащий нас пуще, чем Бог.

— древнекуниюрская Жнивная Песня

Середина осени, 20 Год Новой Империи (4132 Год Бивня), Момемн.

Отцовская песнь переполняла кружащийся и кувыркающийся вокруг него мир — Метагностический Напев Перемещения, понял Кельмомас. Колдовские устроения охватили его, а затем швырнули сквозь нигде и ничто, словно горсть зерна. Копья света пронзали оглушающие раскаты грома. Грохочущая, всесокрушающая тьма подменила собою небо. Имперский принц корчился в судорогах. От какофонии окружающего рёва в ушах у него пульсировала почти нестерпимая боль, но он всё равно отчетливо слышал горестные причитания матери. Уколы бесчисленных песчинок жалили щеки. В его волосах, сбив пряди в колтуны, застряла блевотина. Там, вдалеке, его чудесный, наполненный тайнами дом оседал и, надломившись, обрушивался ярус за ярусом. Всё, ранее бывшее для него само собой разумеющимся, превратилось в руины. Андиаминские Высоты исчезли, растворившись в громадном пепельном шлейфе, в столбе дыма и пыли. Почувствовав позывы к рвоте, он сплюнул, удивляясь, что всего несколькими сердцебиениями ранее ещё стоял внутри этих каменных сводов…

Наблюдая за тем, как Айокли убивает его отца.

Как? Как это могло случиться? Ведь Телиопа же умерла — разве не указывало это на могущество Четырехрогого Брата? Кельмомас же видел его — прячущегося в разломах и трещинах, укрытого от всех прочих взоров, и готовящегося нанести отцу такой же удар, которым он ранее поразил Святейшего шрайю. Следил за нариндаром, собирающимся убить последнюю, оставшуюся в этом Мире душу, что способна была прозреть его нутро, могла угрожать ему. Мама, наконец, принадлежала бы только ему — ему одному! Вся без остатка! Ему!

Так не честно! Не честно!

Майтанет умер. Телиопа умерла — разбитый череп этой сучки смялся, точно куль с мукой! Но когда дело дошло до отца — единственного, кто и впрямь имел значение — Безупречная Благодать сокрушила самого нариндара — и именно тогда, когда тот увидел его, Кельмомаса! Это такая насмешка что ли? Божий плевок, как называют подобные вещи шайгекские рабы! Или это что-то вроде тех, тоже написанных рабами, трагедий, в которых герои непременно гибнут, сами же собой и погубленные? Но почему? Почему Четырехрогий Брат награждает столь великими дарами лишь для того, чтобы затем все их отобрать?

Жулик! Обманщик! Он же всё делал как нужно! Был его приверженцем! Играл в эту его велик…

Нам конец! — зарыдал где-то внутри его брат, ибо над ними воздвигся вдруг их отец, Анасуримбор Келлхус, Святой Аспект-Император. Пади ниц! — потребовал Самармас — Пресмыкайся! Но всё, что мог Кельмомас сейчас делать, так это корчиться в спазмах, извергая из себя ранее съеденную свинину с медом и луком. Краешком глаза он заметил маму, стоящую на коленях, поодаль от отца, и терзающуюся своими собственными муками.

Они находились на одной из момемнских стен, вблизи Гиргаллических Врат. Внизу курился дымами город — местами разрушенный до основания, местами превращенный землетрясением в какие-то крошащиеся скорлупки. Только древняя Ксотея осталась неповрежденной, возвышаясь над дымящимися руинами, словно дивный монумент, воздвигнутый на необъятных грудах древесного угля. Тысячи людей, подобно жукам, копошились поверх и промеж развалин, пытаясь осознать и осмыслить свои потери. Тысячи рыдали и выли.

— Момас ещё не закончил, — возгласил Аспект-Император, перекрыв весь этот шум и рёв. — Море грядет.