Нечестивый Консульт

- Посылайте к нам ваших героев! – проревел чёрный монстр. – Посылайте к нам ваших храбрецов, дабы они могли сделаться мучениками, сгорев в огнище, как и полагается Истинному Святому!

Никто не знал, с помощью какой изощрённой алхимии инхорои породили драконов, ибо, подобно яблокам, из семян этих проклюнулись разные плоды, хотя и представлявшие собою вариации на одну и ту же исполинскую тему. Сё был никто иной как Скутула – тот самый враку, что, будучи самым змееподобным из драконов, подвигнул нелюдей древности назвать всю их расу «Червями». Его чудовищная масса висела на костяке, почти целиком состоящем из позвоночника и рёбер, не считая расположенных внизу десятков веретенообразных ног, которые волнообразно – словно конечности многоножки - шевелились, когда существо перемещалось. Его тело по всей длине покрывали бесчисленные чёрные чешуи, размером и пропорциями напоминавшие норсирайский щит, но ближе к ногам уменьшавшиеся, на сочленениях становясь не более броши. Крылья враку, сложенные как треугольные паруса, лежали на его длинной спине, вырастая из массивных мышц, которые были единственным местом на теле дракона хоть в какой-то степени напоминающим плечи. Грива длинных как копья игл украшала его шею, переходя в гребень, состоящий из окостеневших белых шипов, венчающий массивную роговую корону. 

- Накормите нас теми, кто достоин бремени нашей славы! Теми, кто сможет нести на плечах нашу легенду – или хотя бы её приподнять!

Но смертоносное великолепие враку в большей мере проявляло себя в нюансах и оттенках, а также изяществе его движений, нежели просто в голых фактах, описывающих его облик. Его чешуйки переливались перламутровыми отблесками, когда дробящийся свет играл и плясал на них свой радужный танец, и одновременно были совершенно чёрными, казалось, поглощая весь падающий на них свет без остатка – так, что дракон представлялся подвешенными на неких струнах осколками зеркала – фантомом, облачённым в пустоту. И он скользил через пространство, как плывущий сквозь толщу вод угорь - в одном месте двигаясь медленно, словно гнущаяся ветвь, а в другом в своей стремительности оставляя взору лишь размытый образ. Он не сколько перемещался, сколько пульсировал. В сочетании со сверхъестественно-чёрным окрасом Скутулы, это заставляло его казаться скорее призраком, нежели чудовищной ящерицей – струйкой чернил, тянущейся сквозь умасленный мир.

- Увы, тот Мир уже мёртв! – воскликнула она. – Боюсь драконы теперь лишь забава для маленьких девочек!

Скрипящий визг приветствовал её возвращение. Шранки, толпящиеся по краям нисходящих галерей, завопили и начали указывать на неё. Рыло Скутулы рванулось к ней, злобные зелёные глаза сузились.

- Сё речёт лакомство! – прогремел Бич Веков. – Смазка для зубов!

И всё было наполнено…такой…ясностью…

- Сё говорит герой! – крикнула она с певучей насмешкой.

Дразнящие колкости, словно серебряные блесны, жалили разум рептилии, замедляя её необходимостью подсчёта неуместных очков чести…

Дразнящее видение её тела, выставленного напоказ, как прелести портовой шлюхи, жалило уршранков бледным и неистовым искушением…

Всё это было совершенно ясно, ибо она и была тем змеиным разумом, свернувшимся вокруг незапамятных обид, также как была и каждым из месящих грязь лучников, чресла которых, изжигаемые неистовой жаждой совокупления, так манил к себе её мелькающий образ. Кирри струилось по её венам, нет, по костям, заполняя все промежуточные пустоты, все ложные дыры сущего, ранее делавшие её обособленной и уязвимой.

Кирри раскрывало, кто она есть – и кем была всегда…

Неприкаянным танцем среди летящих хор, пущенных в полёт тетивами, натянутыми пальцами и нацеленными глазами, следящими за неприкаянным танцем…

Изящным прыжком среди обжигающих выдохов…

Волчьим укусом и стремительным бегом…

Клацающей пастью и ускользающим пируэтом…

Колесами, вращающими колёса. Анасуримбор Сервой, экзальт-магосом Великой Ордалии, божественной дочерью Аспект-Императора – она была тем, что происходило здесь.

Самим этим местом.

И потому Счёт уже дошёл до двадцати одного.

Жить, означает быть промокшим и влажным. В бытии нет ничего сухого, ничего стерильного или раздельного. Жить значит источать и вонять – всегда просачиваться собою в собственное окружение. Все отверстия человеческого тела смердят. Уши. Рот, из которого у некоторых несёт как из зада.

И глаза. Глаза более всего остального.

Жить значит потреблять и извергать, жевать и гадить, меняя всё, до чего сумел дотянуться, тысячью потаённых алхимических преобразований, трансформируя желанное в ненавидимое…или любимое.