Нечестивый (СИ)

— Мама очень устала, — ответил Сомов, — пусть отдохнет.

— Представляешь, я видела человека с луком, — сказал Лена, хватая его за руку, — не с тем, что едят, а из которого стреляют. От него так пахло, будто я в церкви оказалась.

Сомов и Лена заночевали в отеле, по дороге купив ведерко шоколадного мороженого, которое Курицына ела, зачерпывая пальцами. Уложив Лену спать, Сомов сидел на стуле и смотрел в окно до самого рассвета.

Глава наблюдателя — Наши мертвые

Лет с шестнадцати он полностью перестал спать. Чтобы не таскали по больницам, каждую ночь лежал в кровати по шесть часов, а начав жить отдельно, научился извлекать выгоду из своего положения, тратя освободившееся время на чтение.

Утро выдалось неожиданно солнечным, с легким теплым ветерком, вяло колыхающим шторы. Лена ворочалась во сне, причмокивая губами и зовя отца.

Лицо Сомова недовольно кривилось, он не мог собрать цельную картинку. Он знал, что резко увеличилось количество самоубийств, сумасшедший развешивает собак, дом с зашкаливающим количеством смертей, вдобавок парень из него отъехал в дурку. Добавить подслушанный разговор про людоедку, друзей перегрызших глотки, и главное — зараженная старуха.

Едва он вошел в квартиру Курицыной, как почувствовал знакомый аромат разложения и веяние потустороннего, будто оказываешь в старом, заброшенном склепе.

Случаи такого профиля были его основным занятием. Если случалось странное происшествие, нетипичное изменение трупов, слухи про чудовищ, буйствующие маньяки, то в скором времени он оказывался там.

Почти всегда виновата оказывалась человеческая хитрость и изворотливость. Чего только не делают люди, чтобы избежать наказания — растворяют трупы в негашеной извести, разрубают на куски и скармливают свиньям, подстраивают самоубийства, съедают сами.

Про червей, изменивших тело старухи Сомов мало знал, Его предшественники впервые нашли их в телах крестьян, после моровых поветрий. Червь иссыхал даже при недолгом контакте с воздухом, что сильно мешало изучению. В мертвом теле сохранялся до получаса. В единичных случаях чудовищно изменял тело человека, к домашней скотине не приставал. Наблюдался только на севере, не вынося теплый климат.

Зараженных червем Сомов встречал дважды. Первый раз в юности, когда путешествовал по дальнему востоку. В небольшой рыбачкой деревне, люди вынесли на берег кишащую червями девушку лет шестнадцати. Он помнил, как они сыпались из ее рта, пока она горела, облитая бензином и подожжённая односельчанами. Местные едва не отстрелили ему голову, когда он подошел к останкам, чтобы их осмотреть.

— Невеста дьявола, — сказал один высохший старик, — не подходи.

Второй случай произошел не так давно. В одном провинциальном городишке, старуха съела трехлетнего внука, которого оставила ей на попечение мать-алкоголичка. Ему удалось только достать фотки, на которых бабка лежала на диване, укрытая тряпками. Расспросив оперов он узнал, что у бабки на живота была огромная язва, заполненная белыми червями.

Чем больше Сомов занимался странностями, тем тоньше он мог ощущать тонкую грань, отделяющую нормальный мир от жуткой изнанки, порожденной больным, извращенным разумом. Граница теперь виделась не только в местах жутких преступлений, но и в вещах донельзя обычных — безделушках, выражениях лиц или цвете носков.

Он размотал полотенце на руке и увидел, что рана покраснела, а края разбухли. Он не переживал, что укус может загноиться или он заразиться червями. С нежностью посмотрев на спящую Лену, он подхватил плащ и вышел на улицу, предупредив портье, что девушка еще немного поспит.

По дороге он зашел в аптеку, где купил перекись водорода, антибиотиков и три плитки гематогена. Сомов шел по улице, медленно отламывая кусочки от шоколадного цвета плитки, отправляя их в рот. Он внимательно осматривал всех прохожих, проезжающие машины, стены домов, но утром можно мало чего увидеть. Утро — время обычных людей и посредственных декораций.

Единожды его взгляд зацепился за троицу подростков. Две девушки и лысый, худенький мальчишка. Одна из девушек двигалась очень знакомо, но компания быстро скрылись за поворотом.

Здание управление было на соседней улице, да и Сомову не хотелось бегать впустую. Перейдя дорогу, он обогнул собачью кучку и вошел в здание. На посту сидел угрюмый, жирный дядька, с почти лопающейся на груди рубашкой.

— Документики попрошу, — пробурчал он, завидев Сомова.

Тот достал бумажку и ткнул под нос мужчине, который медленно, шевеля губами прочитал ее и тут же вскочил, опрокидывая стул.

— Прошу прощения, товарищ генерал, — громко прокричал мужик и попытался отдать честь, но ему помешала пожирневшая рука, отказавшаяся сгибаться в локте.

— Я к начальнику, — сухо сказал Сомов, проходя вперед.

Толстяк попытался что-то сказать, но только махнул рукой и плюхнулся на затрещавший стул. Уже на лестнице чувствовался запах сигарет и негромкие голоса. Возле двери столпились мужчины в форме, некоторые сидели, прижавшись спинами к стене, остальные мрачно перетаптывались на месте.