Нечеткое дробление

– И больше, наверно, с вами не увидимся.

– Но в качестве прощального подарка...

– ...мы готовы устроить тебе приятный вечерок!

И сладострастные близняшки шагнули ко мне и принялись расстегивать на мне одежду. Внезапно я почувствовал укол совести.

– Нет, нет, спасибо за предложение, я его очень ценю. Правда, большое вам спасибо! Но у меня с Мунчайлд отношения. Я должен хранить ей верность...

– Верность!

– Посмотри вот на это!

Одна из кальвиний подняла Волшебное Зеркало.

Я взглянул.

Там показывали черно-белую оргию.

Мунчайлд, Рекс Трейлер, Панчо, Бозо, Бобби и мушкетер, Капитан и мистер Грин Джинс занимались этим сообща, превратившись в отвратительную кучу дергающихся голых рук и ног, центром которой была Мунчайлд. Даже Худи-Дуди, и тот был здесь, со спущенными штанишками и торчащим деревянным сучком.

Я бросил Волшебное Зеркало и отдал себя в распоряжение кальвиний.

Хотя все же чувствовал себя виноватым в том, что Мунчайлд оказалась в таком положении. Из-за меня.

Но, по крайней мере, мне больше не придется слушать ее ханжеский треп девственницы.

Когда наша троица закончила – секс был выше всяческих похвал, лучше всего, что я до сей поры только представлял себе, и в течение всего действа сам я был на высоте – кальвинии без сожаления распрощались со мной и удалились через Волшебное Зеркало. Я привел в порядок одежду и приготовился воспользоваться йо-йо.

Но не так, как предложили мне близняшки.

– Отнеси меня к Гансу, – приказал я.

Выпало в одиннадцатый раз

121 Нежеланная встреча с самим собой

Откровение снизошло на меня, пока я занимался сексом с барбиобразными кальвиниями. Я знаю, знаю: трудно поверить, что во время этого долгожданного, сверхстимулирующего события на руинах Детского Садика я был способен к связному мышлению. (Чтобы устраивать подстилки и подпорки, мы использовали махровые одеяла для дневного сна и подушки с вышитыми Кроликами Питерами.) Тем не менее, в небольшом уголке моего сознания, еще не затопленном радостью плотских утех, начал зарождаться пугающий вывод. Частичка хладнокровного наблюдателя во мне очень отчетливо доказала мне одну вещь.

По сути, я сам создал кальвиний.

По их собственному утверждению, все вселенные, где я побывал с начала своего путешествия , несли в себе зародышевое семя моего сознания, иначе бы они просто не появились. Но это утверждение следовало отнести и к их родному Моноблоку! Даже в своем исходном девственном состоянии Моноблок нес на себе мой родительский отпечаток. Истинно было также и то, что я отвечал лишь за изначальный облик всех миров, в которых побывал. Непреложные законы физики руководили всем их дальнейшим развитием, и на это развитие уже не влиял ни я, ни йо-йо.

(Но означает ли способность моего «семени» в ходе безнадзорного развития приводить через миллиарды лет к точно намеченному результату, что, вопреки научной теории моей прежней эры, все вселенные являются детерминантными в старомодном ньютоновском смысле и все их будущее заранее определено с самого начального момента? Что делать с непредсказуемостью хаоса и свободой воли? Влияют ли они хоть на что-то? Или причина тут в том, что теория информации предлагает некий тип избыточности или механизм корректировки ошибок, который способен вернуть отклонившиеся от нормы вселенные к их базовому курсу, по-прежнему допуская некую меру частной инициативы? Разобраться в этом я был не в силах...)

Следуя этой логике до самой конечной точки, мне стало ясно, что все персонажи, кого я повстречал на своем межпространственном пути, в некотором роде – осколки моего разума, щепки одного полена. Единственным исключением, пожалуй, были дрекслероиды, которые существовали полностью вне или под обычными десятимерными временными линиями. Но даже на их счет я сомневался. Они заявили , что живут в сверхпространстве и перехватили меня во время моего перемещения между континуумами, но точно я этого знать не мог.

Естественно, в некотором роде нельзя было доверять и всем остальным людям, с которыми я когда-то встречался – в том числе и Мунчайлд с Диггером. Они представляли собой не заслуживающие доверия модификации их бытия, искаженного Первородным Грехом их Творца – моим ! Конечно же, они были вполне живые, испытывали человеческие эмоции, им был доступен весь спектр мыслей и чувств – они не были игрушечными. Но мог ли я доверять хотя бы единому совету кого-то из них, если они представляли собой всего-навсего побочные последствия моих собственных мыслей?

Единственным исключением, какое я видел в этой череде зеркал, был Ганс.

Киберкуст-моравекец стоял у начала всей этой марковской цепочки. Он был последней независимой личностью из встреченных мной и, возможно, единственным достойным доверия.

Вот почему я решил забыть о совете кальвиний и отправиться на поиски Ганса. До сих пор я следовал за своими мыслями, и они привели меня в тупик. Только Ганс мог подсказать мне, как правильно положить конец моим путешествиям.