Нечеткое дробление

– Когда минскиец оказывается во временной линии, населенной людьми, он непременно использует особые приемы, позволяющие ему избавиться от того, что он считает зараженной временной линией. Попросту говоря, он протыкает шарик, наполненный людьми, с тем чтобы тот исчез навеки.

От монотонной лекции Ганса меня начало клонить ко сну. Но последняя новость была столь шокирующей, что я шагнул к кусту, вскинув кулаки.

– Ты ведь пошутил, да? – потребовал я ответа. – Способен ли кто-то, сколь угодно могущественный, на такое?

– По сути дела, это очень просто. Большинство вселенных, какими бы крепкими они ни казались, существуют в нестабильной конфигурации, называемой «состояние ложного вакуума». Топологически эту вселенную можно представить в виде шара, установленного на плато. Долина внизу – «состояние подлинного вакуума». Чтобы заставить вселенную скатиться с плато, достаточно произвести небольшую манипуляцию в червоточине. В результате вселенная в долю секунды обращается практически в ничто.

В течение нескольких следующих минут мне предлагали представить космос в виде куска сыра, кишащего червяками, в виде шара с гелием и в виде футбольного мяча, установленного на вершине биты. У меня уже кружилась голова, но в одном я был уверен.

– Это чудовищно! Как вы позволяете минскийцам творить такое? Почему вы их не остановите? Почему не пытаетесь остановить, если уж так любите людей?

Трудно представить, не видя этого своими глазами, но Ганс пожал плечами.

– Мы, Дети Разума, либертарианцы и очень ценим свободу. Мы не верим в пользу вмешательства в чужую свободу действий или мысли. А кроме того, надо смотреть шире. Тогда ты увидишь, что большего вреда в потере вселенной-другой нет.

– То есть как это нет?

– Я уже говорил тебе: существует бесконечное множество вселенных. Подмножество этих вселенных, тоже бесконечное, населено людьми. Независимо от того, сколько таких вселенных мы потеряли, у нас все равно остается бесконечное количество временных линий с обитающими там людьми. И поскольку в каждой вселенной содержится примерно десять в восемнадцатой степени отдельных составляющих – структур, квантовая неопределенность которых заставляет временные линии раздваиваться, – огромное количество оставшихся вселенных будет похоже на уничтоженные, за исключением случайных отличий в поведении одной или двух частиц. Разнообразие очень консервативно.

Я почувствовал, что задавлен неоспоримой логикой Ганса. Кроме того, сказал я себе, какое мне дело до этих совершенно недоступных мне уничтоженных людей, когда я не могу договориться даже с теми, которых вижу каждый день?

– Ну ладно, – пробормотал я, – надеюсь, эта логика здорово мне поможет, когда в нашу вселенную прибудут минскийцы.

– Тебе известна вероятность этого?

– Нет.

– Единица к бесконечности.

Похоже, шансы выжить у нас неплохие.

«Вот только, – подумал я сразу же, – шанс появления у нас Ганса был ровно таким же».

11 Йо-йо и пец

– Теперь, когда ты больше узнал о Детях Разума, не хочешь ли ты совершить со мной обмен?

– Чем же ты предлагаешь нам махнуться?

– Напоминаю: я могу предложить тебе нечто, что поможет тебе исполнить все твои желания. В обмен я прошу лишь копию твоего сознания.

– Ты хочешь забрать накопленное в моих человеческих мозгах, верно? Потому что – ты сам это сказал – ценишь манеру человека мыслить? Но потом моя копия останется в тебе, ты уберешься восвояси и начнешь меняться кусочками меня со своими приятелями-коллекционерами. По-моему, то, что ты предлагаешь, то, что ты собираешься делать, пусть даже с копией, чудовищно. Откуда мне знать, может быть, моя копия будет страдать?

Ганс оскорбился.

– Мы, моравекцы, никогда не позволим себе причинить умственное или физическое страдание ни одному прародителю-человеку! Задумайся – не руководствуйся я столь высокими мотивами, стал бы я вести с тобой переговоры, когда могу просто забрать у тебя все, что мне нужно? Нет, твоя копия никогда не будет страдать, потому что никогда не будет использоваться целиком, обещаю. Твоя копия никогда не обретет полного сознания, и она никогда не поднимется до уровня бытия. Клянусь фон Нейманом!

Целую минуту я молчал. Мне нужно было подумать.

Какого черта я артачусь? Появление Ганса-киберкуста – самое яркое событие во всей моей несчастной и жалкой жизни. Само собой, я еще не понимал, что такое он мне предлагает. Во-первых, я не видел ни одного доказательства, что он способен выполнить такое диковинное обещание. Во-вторых, я чувствовал, что мне очень далеко до уровня сенатской этики, и не имел ни малейшего понятия о том, куда мог бы употребить то могущество, что предлагал мне Ганс. При этом его предложение казалось единственным шансом, единственным избавлением от моей безысходности. Что может значить судьба какой-то цифровой копии моих головы и тела, когда речь идет о таком предложении?

Каждый думает только о себе, и минскийцы в этом воззрении были далеко не одиноки. Это был организм, поедающий организмы, явившийся из другой космической вермишелины!

Собравшись с духом, я храбро произнес: