Нечисть, или Тайна старинной шкатулки

— Ах да. Знаете, Есия Павловна, старые люди такое чертовщиной называли. Вечно у них в ванной то стук частый слышался, то свист, то шаги чьи-то… Зайдет туда Тамара Макаровна — а там никого. Бесовщина, в общем, какая-то у нее в квартире творилась. Разве это нормально так жить? Какой человек выдержит?! Вот Тамара Макаровна и умерла. Легла в ванную и утонула. Ну вот скажите мне, какой нормальный человек ляжет в ванную уставшим? Я понимаю еще, когда работают от зари до зари. Так напашешься, что сил нет до постели доползти. Но Тамарочка была пенсионеркой. С чего ей дотягивать принятие ванны до того момента, когда валишься с ног?

Есия пожала плечами:

— Всякое бывает. Может, заснуть не могла, решила в ванной расслабиться. А может, сердечная недостаточность или еще что. Вскрытие делали? Какая официальная причина смерти?

— Утопление, — буркнула Роза Карловна и перекрестилась. — Тамара Макаровна взрослая женщина, разве она не понимала, что так делать нельзя?!

Глава 4 Герман

Беспокойно оглядевшись по сторонам, Герман хотел выбраться из узкого пространства, в котором оказался. Он попытался повернуться и встать, но тут же был остановлен грозным окриком:

— Не надо!

Герман с детства послушанием не отличался, а сейчас моментально подчинился. Смиренно сложил руки и замер, будто мертвый. Голос же, словно обрадовавшись покорности, сразу же монотонно забубнил. Да все о душе, о любви, о смерти. Тихий, размеренный, он укачивал как на волнах.

«Или в колыбели», — подумал Герман и сонно заулыбался. И тут же пригрезился ему дом его детства и мать, склонившаяся над колыбелью. Тонкая, изящная, словно сотканная из света и пены кружев, она глядела на него и улыбалась. Его ангел-хранитель, ушедший на небеса так рано. Но сейчас — он чувствовал это! — она была снова с ним. Провела рукой по его волосам и поцеловала теплыми губами в лоб.

— Мама, — прошептал Герман.

Он протянул руки, чтобы обнять ее, прижаться к родному плечу, но она вдруг растаяла. И остался лишь запах ванили, хвои да морозной утренней свежести.

— …всякий, делающий грех, есть раб греха, — опять ворвалось в сознание гундосое бубненье попа.

— Не буду слушать, не хочу! — воспротивился Герман. — Пристал как банный лист, бу-бу да бу-бу. Отпустил бы уже домой к Марфе, мне ей пару вопросов задать нужно. Хочу спросить, как я все-таки сюда под эти доски попал? Ведь это она перед тем мне медовухи принесла… Наверное, налила какого-то зелья в кувшин. Не зря, ох не зря про Марфу говорили, что она с местной ведьмой дружбу водит. А я все не верил.

Как все это началось? Поставила Марфа кувшинчик на стол, присела на краешек стула и принялась пристально глядеть, как Герман кулебяку с грибами доедает.

Он в ответ лишь усмехнулся:

— Чего расселась, налей! — и с удовольствием увидел, как мгновенно посерело ее лицо и дрогнули в обиде губы.

Марфа махнула рукой служанке, и та бросилась выполнять приказание.

Нет, Герман не был равнодушен к жене. Совсем даже наоборот! Он любил ее. Любил так, что порой ему хотелось сжать ее в объятиях и держать. Иногда он ловил себя на мысли, что в этом есть нечто извращенное. Так от большой и нежной любви маленький мальчик крепко сжимает птичку в кулаке. А потом не понимает, отчего она испустила дух.

Герман влюбился в Марфу, как только ее увидел. Ясноглазая, светловолосая, она казалась совершенством. Идеал, богиня, нимфа! Он долго жил мечтой о недостижимом идеале, о женщине, ради которой был бы готов на все. И вот она стала его законной женой. Первые дни, даже месяцы он пребывал в полной эйфории, а потом его постигло жестокое разочарование: Марфа оказалась обычной и земной. Ей нравилось внимание других мужчин, и Герману все время казалось, что она изменяет ему. Нет, он не смог получить подтверждение изменам, но был уверен, что ему просто еще не удалось ее поймать.

Мстил он за крушение своих идеалов методично и изощренно. «Доставал» мелкими придирками и деспотичными запретами, не приходил ночевать и никогда не винился и не успокаивал, если заставал супругу в слезах.

А потом случайно в парке увидел, как поручик Сухомлинов смотрит на Марфу влюбленными глазами. Он явно что-то хотел сказать и не решался, а в его взгляде было такое обожание, что Германа охватила глухая ревность. Этим вечером он первый раз Марфу избил.

Герман и сам не понимал, что с ним происходит. Порой ему до боли в сердце хотелось обнять Марфу, приголубить. Но он вспоминал, что она ему неверна, и грубил ей. А однажды, изрядно перебрав вина, решился поведать Марфе, как любит ее. Покаяться, попросить прощения. Сказать, что ревнует, что не может без нее жить. И молить, молить о любви, которой он был лишен.

Но стоило ему только начать, как она рассмеялась. Даже не выслушала! И это убедило его в подозрениях: Марфа не любит его и ему не верна. И он избил ее второй раз.