И тем не менее Брайс видел печаль и растерянность на многих лицах, когда ехал тем вечером через город. Он направился сразу в таверну «Два хвоста», где часто коротал вечера. Там собирались его друзья, в основном из купеческого сословия и из мастеровых, но и несколько мелких дворян, не допущенных ко двору, среди них тоже водились. Заводить более родовитых друзей в городе было опасно — Брайса могли узнать. А он для того и удирал из королевского замка от своих забот и печалей, чтобы стать ненадолго Брианом и ни в коем случае не становиться Брайсом. Сегодня он нуждался в этом больше, чем когда-либо прежде.
— А вот и Бриан! Только что тебя вспоминали, — приветствовал его Ройс, поднимаясь навстречу из-за стола. Брайс дружески кивнул ему и еще двум знакомым парням — все трое состояли в гильдии кожевников, крепкие, рослые парни. По сословному положению им не предписывался строгий траур, и они ограничились нарукавными повязками из черного крепа.
— Помер король, надо ж, какое дело, — сокрушенно сказал один из них. Парень выглядел не на шутку подавленным, да и прочие посетители в таверне казались такими же. Гул в воздухе стоял, но непривычно тихий для этого времени суток, не слышалось разудалого стука кружек и пьяного смеха.
— Да уж, никто и не ждал, — вздохнул Ройс. — А от чего помер-то? Говорят, на охоте?
— На охоте, — коротко подтвердил Брайс, садясь с ними рядом. — Его убил тролль.
— Тролль, вона как, — присвистнул Ройс. — Здоровенный, видать?
— Я не видел. Меня там не было.
— А на похоронах был?
— Нет. К церемонии погребения допускаются только наиболее родовитые члены двора.
— Ага. Жаль, что выпить нельзя, — сказал один из кожевников, и другие усиленно закивали.
Брайс оглядел их, чувствуя себя странно. «Я здесь Бриан, — напомнил он себе. — Я должен скорбеть не больше, чем любой из них».
— Выпить нельзя. Пожрать зато можно, — отрывисто сказал он. — Ненавижу Пост, тьма его забери.
Дерзкая речь, но он находился среди друзей, и те довольно заухмылялись. Никого из них не отличала чрезмерная набожность, однако за несоблюдение ритуалов можно было вылететь из ремесленной гильдии — цеховые мастера боялись вызывать недовольство жрецов и строго следили за тем, чтобы подмастерья чтили традиции. Отчасти это объяснялось близостью жреческого сословия ко двору и сильной позицией Лорда-пресвитера в Совете. Брайс знал обо всем этом, но, разумеется, не собирался ни с кем делиться своей осведомленностью.
— Хорошо сейчас первый месяц, а не третий. Хоть рыбу можно. Я видел на кухне, хозяин во-от такенную щуку потрошил! — сообщил Ройс и развел руки в стороны, заговорщицки скалясь.
Брайс сглотнул. Он в самом деле чувствовал страшный голод.
— Так пусть тащит ее сюда. Я за все плачу, как обычно.
— Вот это дело! — завопили мастеровые — их уныние как ветром сдуло. Другие посетители тоже стали поглядывать в сторону стола, за которым, похоже, решили устроить пирушку, презрев траур. В некоторых — но только в некоторых — взглядах читалось осуждение. Брайс посмотрел на них с вызовом, и головы опустились. Все же он носил сегодня черное, а это значило, что он дворянин.
Хозяин оценил дерзость клиентов и, радуясь возможности заработать в эти не слишком доходные дни, сбился с ног, таская к столу обильные, хотя и постные блюда. Брайс как раз начал отдавать должное расхваленной щуке, когда в трактир явился еще один его знакомец — Артен, сыродув из оружейного цеха. Заприметив Брайса за ломящимся от яств столом, он тут же рванул туда — да не один, а волоча за компанию двух низкорослых, но очень дюжих бородатых мужиков.
— Эк я вовремя, не все еще сожрали? — радостно гаркнул Артен, и Брайс ухмыльнулся:
— Только начали.
— Да уж вижу, как начали, от щуки-то одна башка осталась!
— Да не ори ты, дубина. Пост. Траур, — сказал Брайс без тени упрека, на что Артен только пожал плечами.
— А и точно, траур. Король же помер. Идите-ка сюда, ребята, — обратился он к бородатым мужикам, и те кое-как втиснулись за стол, заняв на скамьях столько места, сколько хватило бы на четверых.
Брайс, не отрываясь от щуки, пристально всмотрелся в незнакомцев. Выглядели они и впрямь странно, заметно отличаясь от всех, кого ему доводилось видеть прежде. Точно взяли двух дюжих богатырей и приложили кувалдой по головам, расплющив и скукожив в росте вдвое, зато вдвое же увеличив вширь.
— Вы гномы, — внезапно осознал Брайс, и сердце у него в груди громко бухнуло в унисон этим словам.
Он сказал это, пожалуй, чересчур громко. Все за столом замолчали. Гномы переглянулись, ухмыльнулись в бороды одинаковыми усмешками, и один из них ответил:
— Ага. Гномы и есть. Я — Тофур, а этот вот доходяга — Дваин.
— Сам доходяга, — отозвался другой совершенно невозмутимо. — В прошлом месяце на спор только четыре штофа бар-дамара выпить сумел. Позорище на весь Подгорный мир.