Нечисти (сказка-война)

– Не ведаю. Знаю, что тысячи лет ныне отделяют одну Прежнюю Ночь от другой, и она, редчайшая в эпохах, пробуждает оставшихся Прежних и сокрытую мощь их и усиливает у нас, у могущих, у верных… Я знаю это и не больше, мой Господин! Все ждут ее и надеются, ибо помогает она избранным.

– Ну… Тогда так… Извини, конечно… А, впрочем, можешь не извинять… Мне надобна твоя сила, и я ее выпью. Понятно?

– Нет, о, нет, Господин мой! Только не это! Я умоляю Тебя, я верная раба Твоя и хочу служить Тебе! Ты не должен так поступать с верными Тебе и Пославшему Тебя!

– Что-что? Кому?… Я?… Чего?… Должен??? Я тебе что-то должен, тварь?

– О, мой Господин!!!

– Одним словом, ты теперь же, сию секунду послужишь мне, а потом, вероятно, поступишь в распоряжение Пославшего Меня, как ты выражаешься; все челобитные и кляузы, буде таковые случатся, – к нему, а я, пожалуй, попью и пойду. Мне еще животных выгуливать…

– Ты не можешь так со мной…

Старуха перестала кричать и вырываться, она замерла, глядя на Дениса… И кто его знает, что там было в ее мертвоживых глазах – ужас ли, надежда ли, покорность судьбе?… Может, и слезы, но Денис глядел не на нее, а чуть в сторону…

– Разве??? Ленька! Впрочем, осади назад, я сам… Замотай поплотнее… Еще… Всю голову… – Денис подошел к тускло-серому кокону, в верхней части которого густо мерцала призрачная синева, потянулся губами… Сильнейший магический разряд сотряс его с ног до головы, Денис захлебнулся обжигающим морозом синей, дарующей волшебную мощь субстанции, бешеной струей ударившей в горло, потерял равновесие, ухватился за что-то и продолжал пить, давясь и содрогаясь от боли, но уже зная по недавнему опыту, что вслед за нею и судорогами к нему придет несравненный миг мрачного торжества, радости обладания новой, словно бы нарочно для него накопленной силой…

Пронзительная синева померкла, выветрилась из сознания, уступила место электрическому свету трехрожковой люстры. Шустрый и чуткий к мельчайшим переменам в состоянии Дениса, ворон единым скоком вспрыгнул со стола на правое плечо и успел первым: Ленька в нерешительности сучил верхними лапами, покачиваясь, как повешенный, на люстре, между потолком и полом. Денис опустил взор – тьфу ты, пакость!… В руках он держал грязный сморщенный ком из ночной рубашки, Ленькиной паутины и старушечьего праха…

– И не помышляй даже, Морик… – Денис отбросил от себя гадостный комок подальше, в угол, вытер сухие руки о скатерть… надо бы помыть… Нет, лучше так: он поочередно дунул на кисти рук с обеих сторон: черно-багровое пламя смахнуло с них реальную и воображаемую грязь, пыль, бактерии, ненужные уже, отшелушенные чешуйки кожи, но не тронуло даже ни один растущий на тыльной стороне ладоней волосок. Толково, без слов понимает!… – Только клюнь попробуй… Ты был простой зевака, дружок, от силы – заинтересованный зритель, в то время как Ленька честно и бесплатно работал за двоих.

– Прыгай, старичок мой дорогой, сигай, Ленька, не бойся. Он тебя не то что не обидит, он тебе арию герцога споет из «Риголетто», если надо будет. Вот так, устраивайся… Оба хорошие, да, и ты хороший, только клюв закрой… Ну, что, готовы к вечерней прогулке? Тогда… Погодите-ка, ишь, разъерзались… Ну-ка, оба: прыг с меня! Сидите здесь и смирно ждите, я буквально на пару минут.

Денис, весь в противоречивых чувствах, вошел в комнату, где закрылась Маша. Та лежала на спине, сложив на груди руки крест накрест, одетая, бледная, с закрытыми глазами. Покрывало на тахте под нею смялось под тяжестью тела, но и только: спящий человек обычно шевелится, ворочается, сминая подушки, простыни и одеяла, а здесь – словно бы статую положили…

Денис подошел поближе, прислушался, притронулся к сознанию… Нет, ложная тревога: жива-здорова, спит под заклятьем, вот и неподвижна. Бедная, живцом служила для твари… То-то она так плакала: вероятно, следы, обрывки нестертых до конца воспоминаний и ощущений жили в ней и мучили ее… И все ради сестры, которую, вполне может быть, одной из первых скушали. Но сама девушка… Она же не виновата, что в плен попала.

Денис растопырил большой и указательный пальцы правой руки – лоб-то у нее какой холодный! – и коснулся ими висков. Щелк искорка! Есть контакт! Вот и все заклятьице – разве что муху из него сделать, максимум две, на большее не хватит. Теперь у тебя обычный сон, Маша, и пусть снятся тебе море, солнце и алые паруса из Зурбагана, нежданное наследство или подиум в Париже, но все это – без единого кошмара. Я так хочу. Ну и еще любое хорошее, что тебе придумается… Денис выпрямился. Маша тут же пошевелилась, дрогнула вверх уголками губ, левая рука ее осталась на груди, правая легла на покрывало, ладонью наружу… В принципе, он мог бы обнять ее и поцеловать, как спящую царевну… в губы… И вообще… И вообще – ты козел, Денис Петров. Иди отсюда, там Ленька с Моркой уже от стыда за тебя сгорели. Урод, ой, урод.