Нечистик (СИ)

- Когда уезжал, бегала бойкой девчушкой, вернулся - а цыплене в жар-птицу превратилось. Хороша, девка! Поди, и жених уже сыскался? - чуть улыбнулся отец. А Лада, снова покраснев, уставилась на носки своих сапожек.

- Как же, не сыскался? Сыскался. Малк, мельников сын, - выдала сердечную тайну мать. - Сядь, Лада, поешь, да отца займи, а я детвору спать уложу.

- Нет, мы не хотим спать, - зевая, попытался заверить женщину старший сын, семилетний Юраська.

- Да, не хотим, - хором поддержали брата младшенькие, близнецы, с которыми отец только сейчас познакомился.

Почти шесть весен назад отца Лады, лесничего и первого стрелка на деревне призвали на службу к князю, идти в поход на татар. Долгими были проводы: безутешно плакала жена Ядя. Кто ж поможет ей-то беременной с дитями малыми, когда старшая дочка только девятую осень встретила? Кто ж мужа убережет от лиха да Паляндры2 кровожадной? Да, ничего вот справилась - и детей подняла и хозяйству в упадок прийти не позволила. Да и все еще одной из первых красавиц на деревне считалась. Светлоокая, белолицая, без единой морщинки. Даже стан был все еще по-девичьи стройный. Пока мужа ждала, к ней дважды сватались, да только она женой верной оказалась - никого даже на порог не пустила.

- Отец, а страшно было, там, на войне? - затаив дыхание, спросила Лада, рассматривая отца в упор. Все в нем вроде казалось прежним, даже усы и те длиннее не стали, но что-то все-таки искажало внешность.

- Поначалу-то да, жутковато - для меня ж впервой все это. А потом - ничего попривык. Много там, таких как я, воевало, да не все так ловко стреляли. К тому ж, сам воевода меня ценил, не раз говорил он: "Никто, кроме тебя, Гурка, во всем войске нашем так хорошо следы едва заметные в пыли различить не умеет, болота-топи мертвые обойти, да по запаху ветра расстояние до вражеской орды определить". Вот почему он только меня из всей деревни нашей-то и отобрал. Да Олелько из соседнего села. Потому я жив остался, да товарищей боевых не раз спасти успел. Татары, они, что душой кривить, воины знатные да безжалостные.

- Ой, батенька, а мурзы - страшные такие, как дядька Андрусь рассказывал?

- Да нет, они навроде нас с тобой, только кожа их желтая, глаза узкие, мечи кривые - саплы зовутся, - как сказал о коже, так Лада и поняла, что изменило отца. Лицо его раньше беленькое, как у молодухи было. Даже Ядя над ним не раз подшучивала, мол, никак втайне огурцом белит. А теперь красным стало, словно кровью налилось.

Заметил Гурка на себе внимательный взгляд дочери, да сам и упредил, зреющий в устах, вопрос:

- Что, изменился? Да, не тушуйся, не отводи очи. Было и я в полон попал. Под конец войны это случилось. Меня, Богуша, да Олельку князь вперед войска на разведку послал. Да, мы по недомыслию в засаду угодили. Богуша сразу пришибли, а нас с Олелькой терзать стали. Мурзы, они на пытки умелые, изощренные. Обхватили ноги веревкой крепкой (у нас и нет таких - тонкая, легкая, а прочней цепей будет) да и подвесили на дерево вверх ногами. А внизу махонький огонек распалили. Совсем скоро вся кровь в голову перелилась, в висках застучало, взор помутнел. Олелько тот долго не сдюжил - помер. И я сознание терять стал, да огонь проклятый забыться не дает. А мурзы все на нашем ломаном языке выспрашивают: "Где князя лагеря разбила? Сколько конницы?" Я молчал, пока мне совсем худо ни сделалось. А потом и забылся в благодати серой. Очнулся уже на земле - князь понял, что схватили нас и послал на выручку дружинников. Те всех татар в засаде перебили, а главного вместо меня на дерево подвесили. Тот пытки не осилил - и все выдал. Правда, дружинник Алтам его все равно забил. После того случая у меня лицо так красным и осталось.

- Гурочка, родной мой! Сколько ж тебе там выдюжить пришлось? Никак сам Кара3 уберег! - вполголоса запричитала подошедшая мамка. Лада тоже заплакала. Женщины в четыре руки обнимали своего долгожданного кормильца, пока тот грубовато ни оттолкнул их:

- Ну, будет вам сырость разводить! Я ж вернулся. Другие и пострашнее увечья получили: Ваньке ногу отрезали, так он потом и вовсе от гнивицы помер, Гришка ока лишился, кому-то руку оторвало, да почитай каждый уже не тем, что прежде стал. А сколько наших мужей и вовсе полегло, - тягостная тишина повисла в сенях.

- Ой, Гурка, а что ж ты не ешь-то ничего? Аль невкусно? - захлопотала вокруг мужа Ядя.

- Давеча с товарищем на постоялом дворе в соседнем селе вечеряли, вот и не голоден я. Завтра ребятню побалуешь. А сейчас спать пора, мне в лес надобно - порядок навести, до первых петухов уйду, а появлюсь только к ночи следующего дня.

- Отдохнул бы, выспался. Только ж вернулся, а уже за работу хватаешься, - заволновалась Ядя.

- Не могу я. Пока шел домой слух узнал, что аж от нашего леса до Турова ползет. Волков тьма развелась, скотину забивают, даже дети пропадать стали.