Нечто чудесное

Джордан с отвращением отметил, что восемь месяцев назад лорд Торнтон поставил тысячу фунтов на то, что его молодой друг граф Стенли сляжет в постель с желудочным недомоганием через два месяца, двадцатого декабря. Девятнадцатого декабря Торнтон побился об заклад на сто фунтов, что Стенли не сможет съесть две дюжины яблок в один присест. Стенли выиграл. Но на следующий день был вынужден выложить Торнтону тысячу фунтов. Джордан покачал головой и сухо заметил:

– Вижу, Стенли за это время ничуть не поумнел. Подобные замечания по поводу безрассудств молодежи были весьма традиционными среди умудренных жизнью членов клуба. Так поступали их отцы, деды и прадеды. Раньше друзья в ответ на реплику Джордана рассказали бы десятки других, не менее забавных историй или напомнили бы о его бесшабашных проделках.

Недоуменно покосившись на джентльменов, Джордан вновь обратился к книге. В клубе воцарилась мертвая тишина, и даже игроки отложили карты, чего-то выжидая. Минуту спустя Джордан посчитал, что обнаружил истинную причину столь странного поведения – страницы за май и июнь были заполнены условиями лишь одного пари: кто из поклонников леди Александры Таунсенд окажется счастливее остальных и получит руку недоступной дамы.

Раздраженный, но не удивленный, Джордан перевернул листок. На этот раз почти все члены клуба бились об заклад, повяжет ли леди Александра ленту на рукав мужа в день Королевских скачек.

Лениво проглядывая список имен, Джордан выяснил, что стал поистине фаворитом, хотя были и такие, кто не верил в него. Только сегодня Карстерз поставил тысячу фунтов! Впрочем, и неудивительно. Следующая ставка тоже против… большая, хотя весьма странная сумма – две тысячи семнадцать фунтов и два шиллинга, гарантированные Карстерзом и помещенные от имени…

До этого момента Джордан не подозревал, что такое настоящая ярость, неукротимая и первобытная, кровожадная и слепящая, когда в мозгу остается одна мысль, одна настоятельная потребность – убивать.

Пролетело несколько напряженных мгновений, прежде чем он сумел взять себя в руки и выпрямиться.

– Прошу простить, джентльмены, – зловеще-мягко процедил он. – Я только сейчас вспомнил, что должен быть в другом месте. – И, ни на кого не взглянув, быстро вышел.

Шестеро джентльменов, по-прежнему стоявших у книги, обменялись беспомощными взглядами.

– Он собирается разыскать Карстерза, – мрачно предсказал Джон Камден, и остальные молча кивнули.

Но они ошиблись. – Домой! – рявкнул Джордан, бросившись на сиденье экипажа.

К тому времени как карета остановилась перед домом номер три по Аппер-Брук-стрит, Джордан уже пребывал в состоянии убийственного спокойствия и успел продумать несколько весьма эффективных способов преподать своей возмутительно своевольной, заблудшей жене давно заслуженный незабываемый урок.

Он в жизни не поднимал руку на женщину, но сейчас со злорадным удовлетворением представлял, как входит в комнату Александры, перекидывает ее через колено, берет в руки трость и трудится со всем усердием, так чтобы она неделю не смогла сесть. Вполне подходящее наказание за столь ребяческую демонстрацию публичного неповиновения!

Ну а потом он швырнет ее на кровать и заставит выполнять данное Господом предназначение!

Возможно, что в своем нынешнем настроении Джордан так и поступил бы. Однако когда он, промчавшись мимо Хиггинса, устремился к лестнице, дворецкий уведомил его светлость, что Александры нет дома.

Минуту назад Джордан мог поклясться, что разозлить его больше уже невозможно. Но известие о том, что Александра и не подумала покориться его приказу и остаться дома, заставило кровь закипеть в жилах.

– Немедленно приведите ее горничную, – велел Джордан голосом, от которого Хиггинс на мгновение прижался к стене, прежде чем помчаться выполнять распоряжение.

Через пять минут, в половине одиннадцатого, карета Джордана вновь отъехала от дома.

А в этот миг дворецкий Линдуорти громко объявил о прибытии герцогини Хоторн.

Подчеркнуто не обращая внимания на поворачивающиеся головы и испытующие взгляды, Александра грациозно спустилась по мраморной лестнице. Она никогда еще не осмеливалась появиться в столь смелом туалете, но он идеально подходил ее настроению – Алекс чувствовала себя восхитительно-дерзкой и независимой.

На середине лестницы она небрежно оглядела бальную залу в поисках Родди, Мелани или вдовствующей герцогини. Первой ей на глаза попалась герцогиня, стоявшая в окружении престарелых друзей, и Александра направилась к ней – сияющее воплощение юности и красоты; глаза сверкают ярче бриллиантов, голова высоко поднята. Лишь иногда она останавливалась, чтобы величественно кивнуть знакомым.

– Добрый вечер, дорогая мадам, – весело приветствовала Александра, прикасаясь губами к пергаментной щеке герцогини.

– Вижу, вы в прекрасном настроении, дитя мое, – откликнулась ее светлость, расплываясь в улыбке и сжимая руки Александры. – Я также счастлива видеть, что Хоторн принял близко к сердцу мой мудрый совет и отменил свой омерзительно грубый приказ, запрещающий вам показываться в обществе.