Нечто греховное

– Он проявил завидную настойчивость. И редкую любовь к живописи. Вы недооцениваете его, дорогой деверь.

Шарлеманю не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть, чтобы не обидеть ни ее, ни брата, порой не понимающего шуток. Они любили друг друга, и это не могло не радовать Шарлеманя. Поймав на себе испытующий взгляд Закери, он все-таки добавил:

– В действительности все мы ценим его и уважаем, просто не подаем виду, чтобы он не зазнавался.

Закери просиял, а Каролина с чувством сказала:

– Спасибо вам, Шей, за теплые слова. Между прочим, кто та экзотическая красотка, с которой вы танцевали на балу?

Ее неожиданный вопрос застал Шарлеманя врасплох.

– Разве вы не знакомы с Элоизой Хардинг? – наморщив лоб, спросил, в свою очередь, он.

– Нет, я имею в виду другую даму, приглашенную вами на вальс! Брюнетку с темным от загара лицом и ярким гримом.

– Ах вот ты о ком? Так это же племянница покойного маркиза Ганновера, недавно приехавшая из Индии вместе с родителями.

– Судя по ее платью и манерам, она успела превратиться там в настоящую туземку, – насмешливо сказала Каролина.

– Да, похоже на то, – неохотно пробурчал Шарлемань, ерзая на сиденье. Развивать разговор о Сарале ему сейчас не хотелось.

– Ты веришь тому, что сказал о Моргане Валентайн? – спросил Закери, меняя тему беседы. – Ну кто бы мог подумать, что государственный муж имеет подобные причуды?

– Валентайн обожает собирать об окружающих пикантные сведения, у него натура шпиона, и меня это настораживает, – сказал Шарлемань, тяжело вздохнув.

– Будем надеяться, что он не станет вынюхивать компрометирующие данные о нас, – сказал Закери, похлопав глазами, и наморщил лоб, задумавшись о своих коровах.

И дай-то Бог, подумал Шарлемань, чтобы Небеса уберегли их семью от шантажиста, равно как и от болтуна. Если по городу поползут слухи, что он, Шарлемань, лишился крупного куша из-за своего длинного языка, то его деловая репутация будет навсегда подмочена. Ему нужно срочно исправить ситуацию, чтобы не допустить утечки информации.

– Улыбнись вон тому джентльмену! – прошептала, прикрывшись китайским веером, леди Ганновер.

– Которому, мама? – обернувшись, спросила Сарала и тотчас же увидела стоящего в дверях переполненного бального зала лорда Шарлеманя, решившего почтить своим присутствием собравшуюся в особняке семейства Манц-Диллингс богато одетую публику – сливки лондонского общества.

Его слова, брошенные ей в конце их последней встречи, были восприняты Саралой как вызов, причем не столько обусловленный коммерческим конфликтом между ними из-за партии китайского шелка, сколько их личными отношениями. Чем дольше она размышляла над этим, тем больше утверждалась в правильности такого предположения.

В связи с этим она сочла целесообразным воздержаться вчера от выезда в свет. Однако дальнейшее ее пренебрежение общественными мероприятиями могло вызвать нежелательные пересуды. Встреча с Шарлеманем бросила ее в дрожь и наполнила сладостным жаром ее живот.

– Куда ты смотришь, деточка! Я говорю о лорде Пердью. Брезгливо поморщившись, Сарала переспросила:

– Ты имеешь в виду того одиозного типа в алом жилете? Мама, но он так жалок и смешон!

– Типун тебе на язык! И говори потише, не приведи Господь, он услышит твои оскорбительные слова! – прошептала ее мамочка. – Миссис Уэстерли говорит, что он имеет ежегодный доход в четыре тысячи фунтов стерлингов и громадное имение в графстве Суффолк. Смеяться следует над нищими!

– Но он такой противный! Не говоря уже о его сильном косоглазии. Что тебе известно о нем, мама, кроме того, что он богат? – спросила Сарала. – Не только в деньгах счастье.

– Главное, что он холост и богат, – стояла на своем леди Ганновер, энергично обмахиваясь веером. От возмущения она даже слегка вспотела. – Что именно тебя интересует?

– Да все! Начитан ли он, любит ли театр, способен ли поддержать серьезный разговор, занимается ли чем-нибудь, помимо пьянства и безделья?

– С такими требованиями к жениху ты вообще вряд ли когда-нибудь выйдешь замуж! – проворчала маркиза.

– О каком замужестве может идти речь, если ты не способна даже определиться наконец с моим именем? – парировала Сарала.

– Довольно пороть чепуху: – воскликнула леди Ганновер, потеряв терпение. – Ступай к закусочным столикам и улыбнись ему, если не хочешь, чтобы твоя бальная карта осталась пустой.

Подавив приступ гнева, Сарала, вымученно улыбаясь, направилась к толпе возле столиков с напитками и закусками. Сегодня она пошла матери на уступку и не только надела рекомендованное ею золотисто-персиковое платье, слегка подрумянила щечки и сделала модную прическу, но и согласилась называться новым, английским, именем – Сара.

Выросшая в окружении сочных и ярких красок, она никак не могла привыкнуть к блеклым и скучным тонам лондонской жизни. Но юные столичные леди стремились, к ее удивлению, выглядеть именно бесцветными и вялыми созданиями, потому что это считалось в высшем свете хорошим тоном для потенциальных невест.