Нечто из Рютте

Человек на расстоянии пятидесяти шагов выглядит не больше фаланги пальца. Казалось, попробуй попади, но для опытного стрелка это весьма реально, а Кранкль делал выстрел за выстрелом в дерево, что росло у дороги, и не промахивался. Два других кавалера стояли вместе с ним – видимо, давали советы и деловито обсуждали арбалет и выстрелы, сам же Кранкль был спокоен, он собирался сегодня кого-то убить. Наконец он натянул тетиву, уложил болт, подошел к стражнику и крикнул:

– Вы готовы, коннетабль?

– Делайте свой выстрел, Кранкль! – крикнул Волков и приготовился.

Все, что он мог теперь, так это сложить руки на груди. Он даже не молился, не смотрел по сторонам. Он смотрел только на Кранкля.

Может быть, в лицо своему убийце. К нему снова пришло подзабытое уже чувство войны. Чувство стояния в строю, когда вот-вот люди справа и слева от тебя заорут, загремят латами и оружием и двинутся вперед, и, несмотря на все твое желание выйти из строя и уйти, ты двинешься вместе с ними, вместе с ними будешь подбадривать себя криками и глядеть, как к тебе приближаются те, другие, такие же, как ты, только с противоположной стороны. Это было солдатское чувство фатализма, безысходности.

Он не видел ничего вокруг, не видел, как из деревни бегут зеваки, как на стене замка, казалось, собралась вся дворня. Он не видел, что там же на стене, чуть дальше от дворовых, стоят одна прекрасная дама и ее неприятная служанка. Он видел только Кранкля, который уже поднимал арбалет и кричал:

– Вы мне нравитесь, коннетабль, но удачи я вам не пожелаю.

– Вы мне тоже нравитесь, кавалер! – крикнул солдат и тихо добавил: – И будьте вы прокляты.

И тут он увидел, как из ворот замка выбежал барон, именно выбежал, не выехал. Он бежал к Кранклю настолько быстро, насколько мог, но тот его не видел, стоя спиной и целясь. Солдат очень надеялся, что барон добежит и успеет его остановить. Барон уже был близко, и тут Волков получил удар. Сначала ему показалось, что ударили палкой, не больно. Солдат опустил глаза и увидел, как по почти черному древку болта побежала, извиваясь, тонкая, вишневого цвета, струйка крови. И добежав до конца, стала капать на сапог. Конечно, болт пробил кольчугу и вошел в левую, и без того больную ногу на ладонь выше колена. И тут пришла боль, такой боли он не чувствовал давно. Словно молния, она прошила его от ноги до макушки, солдата аж передернуло от нее. Он даже качнулся.

Все видели это. А кто-то на стене крикнул: «Попали!» Другие тоже заголосили: «Попал! Попал!» Но тут же притихли. Волков поднял руку в знак того, что теперь его очередь стрелять, и сказал:

– Ёган, что стоишь, дурень, вези мне арбалет!

Ёган пешком кинулся к кавалерам, а Волков крикнул:

– Вы попали, Кранкль, но я сделаю свой выстрел!

– Как вам будет угодно, коннетабль, – отвечал кавалер, передавая арбалет Ёгану.

А к солдату уже подбегал барон, он тяжело дышал и сбивчиво говорил:

– Фолькоф, подождите, нужно остановить дуэль.

Но солдат его не слушал, он смотрел на торчащий из ноги болт и думал только об одном: не задел ли болт главную жилу в бедре. Не потеряет ли он сознания, пока не выстрелит. Но кровь из ноги не хлестала, и силы его не покидали. Он поднял левую руку, чтобы проверить, не ограничивает ли прибитая к ноге кольчуга его движения. Нет, кольчуга почти не мешала.

– Фолькоф, оставьте выстрел за собой, – продолжал барон, все еще задыхаясь. – Не стреляйте.

Сержант тем временем забрал у Ёгана оружие, натянул тетиву, уложил болт.

– Ёган. Ты чего стоишь, дурень, – произнес солдат, забирая оружие у сержанта, – лети к кузнецу, скажи, что нужен, и тряпок найди, и насчет воды горячей распорядись.

– Ага, – сказал слуга, сел на коня и уехал.

– Фолькоф, друг мой, прошу вас, остановитесь, это люди принца Карла.

– Они приехали убить меня и убьют, если я им позволю.

– Это рыцари ближнего круга Карла-Оттона Четвертого, курфюрста фон Ребенрее. Понимаете? – продолжал барон. – Я немного знаю одного из них, я с ними поговорю.

– Я сам поговорю, – ответил солдат и крикнул Кранклю: – Кранкль, я не буду стрелять, если вы скажете, кто вас нанял!

– Вы нас за кого принимаете, коннетабль, – ответил Кранкль, – за бродяг? Стреляйте.

– Не стреляйте, – вцепился в правую руку солдата барон, – я договорюсь с ними.

Волков вырвал руку.

– Барон, придите в себя, они приехали сюда меня убить и убьют, не сейчас, так после.

Волков снова повернулся к кавалеру и еще раз крикнул:

– Это мое последнее предложение, Кранкль, назовите имя заказчика, и на этом закончим.

– Вы выставляете себя шутом, коннетабль, делайте, черт возьми, свой выстрел. Или следующим выстрелом я убью вас.

Барон больше ничего не говорил, он все понял, а Волков поднял арбалет.

– Da stivali, – произнес он, прицеливаясь.

Левая рука его была слаба и, кажется, чуть заметно подрагивала. Долго целиться, ловя ветер, он бы не смог, но и не собирался, рука сразу начала уставать. Он делал это тысячу раз, он знал, как нужно целиться: da stivali.