Нечто неизменное

Чужой по доброму засмеялся, будто продавец в конфетной лавке, с которым ребенок попытался расплатиться нарисованными денежками.

— Таскать уран или платину через межзвездное пространство? Даже галит не стоит таких трудов!

— А что такое галит? — с живейшим интересом спросил Шварцгольд.

Чужой махнул рукой.

— Нечто уникальное. Неважно. В Солнечной системе его все равно нет. Никакой минеральный ресурс не является настолько ценным, чтобы транспортировать его от одной звезды к другой.

Самойлов мрачно подумал, что, несмотря на слова чужого, тот все-таки проверил Солнечную систему на наличие таинственного гайлита. Значит, лукавит. И это, как ни странно, Самойлова обрадовало. Ложь и недоговорённости — хлеб дипломата.

Шварцгольд развёл руками, мол, я же вам говорил.

Но Акланд не сдавался.

— Я понял вашу точку зрения. Тогда давайте попробуем вернуться к вопросу взаимодействия цивилизаций. Если ваш народ поможет Земле развиться, вы обретете надежного друга и союзника. Может случиться так, что вам потребуется помощь, и люди её окажут!

Чужой кивнул и ответил:

— Это интересная точка зрения, и я готов с ней согласиться. Верный друг и союзник может пригодиться любой цивилизации. Я даже признаю, что подобные ситуации мне знакомы. Но…

Он сделал паузу. Вздохнул. Обвел взглядом всех сидящих за столом.

— Но я внимательно изучил вашу историю. В ней нет примеров благодарности за оказанные благодеяния. Ни в древней истории, ни в новейшей. Напротив, помощь более развитого народа менее развитому вызывала в том обиду, раздражение, леность и предательство. Вы, люди, цивилизация торгашей и прагматиков. Не в обиду вам будет сказано. Поэтому и наши отношения могут стать либо прагматичными и взаимовыгодными, либо никакими.

Лорд Акланд сидел как оплеванный. Впрочем, и другие члены делегации старались не смотреть ни друг на друга, ни на чужого.

Самойлов кашлянул и сказал:

— Мы уважаем ваше мнение, хоть и не совсем с ним согласны. Человечество меняется. Но это ваше мнение и ваше решение.

Чужой кивнул.

— Возможно, речь может пойти о… науке? — Самойлов глянул на юного китайского гения. Тот, не дрогнув ни единым мускулом на лице, принял эстафету. Что удивительно — Самойлову казалось, будто Су Хао заговорил по-русски. С Акландом такого эффекта не возникло, видимо, потому, что английским Самойлов владел в совершенстве. Удивительная технология чужого позволяла им понимать те языки, которых они не знали, не вмешиваясь в знакомые. Одно лишь это могло изменить всю жизнь на Земле!

— Господин пришелец. — громко сказал китайский мальчик, поправляя старомодные круглые очки. — Вы прошли по дороге познания мира огромный путь, мы лишь сделали первые шаги. Но позвольте нам идти рядом! Познание бесконечно, научные знания бесценны, но не весят ни единого ху!

Самойлов ещё раз задумался о прихотливости инопланетного перевода.

— Достойное предложение. — сказал чужой с доброй улыбкой. — Что ж, удиви меня. Предложи нечто уникальное. Продемонстрируй, что может человеческий разум.

Су Хао открыл принесённую с собой папку и с поклоном вручил чужому увесистую пачку бумаги. Самойлов знал, что там. Все открытия и достижения человечества, включая те, что считались совершенно секретными.

Чужой принял стопку листов, взвесил в руке, положил на стол. Сказал с сочувствием.

— Вы старались.

— Прочтите. — предложил Су Хао.

— Уже. — ответил чужой. — Старались — это не про сбор всех достижений вместе, а про сами достижения.

— А вы прочли про антигравитацию? — не выдержал Су Хао. — Это моя разработка.

— Ты хороший мальчик, — ответил чужой. — Но у тебя там ошибка в формуле.

Самойлову показалось, что вундеркинд расплачется. Но тот сдержался.

— Позвольте и мне сказать несколько слов, — церемонно произнесла Александра Хоули. Видимо, она заговорила по ирландски, поскольку Самойлов слышал русскую речь. — Я изначально сомневалась, что вас заинтересует наше золото или наша наука. И соображения гуманности, простите, Акланд, неприменимы между людьми и другим биологическим видом. Но есть настоящая универсальная ценность. То, что дорого и понятно всем разумным существам. То, что говорит на одном языке без перевода — как мы сейчас.

— Так-так-так! — заинтересованно произнёс чужой.

— Это — искусство, — торжественно сказала Александра. — У меня есть для вас дар. Мальчик, помоги мне…

С помощью Су Хао и Шварцгольда, который то ли с какого-то перепугу отнёс обращение «мальчик» к себе, то ли решил проявить инициативу, Александра распаковала принесённый с собой тубус. Самойлов догадывался, что там, хоть и без конкретики. Так что, когда юный китаец и немолодой еврей растянули полотно, он посмотрел на него с живейшим интересом.

Это было восхитительно.

Казалось бы — всего лишь зелёная долина под лунами встающего солнца. Ничего, что напрашивалось — ни человеческой фигуры, ни ручейка, ни камня. Только зелень травы, голубизна небес и желтизна солнца.

Но это было как окно, открытое в иной мир, в любимую художницей Ирландию.