Нечто по Хичкоку

— Аннетта! — воскликнула одна молодая дама, — остановитесь, вы переутомитесь, у вас сил не хватит!

Аннетта ничего не ответила. Одна из девушек, разглядевшая смертельно бледное лицо Аннетты, вскрикнула в ужасе:

— Она в обмороке!

Один из мужчин кинулся остановить автоматического танцора, но тот, сбил его с ног и ушиб ему щеку. Казалось, ничто не могло остановить этого адского танцора.

К несчастью, в зале не оказалось никого, кто сохранил бы хладнокровие и посоветовал действовать сообща и обдуманно. Потом уже, когда события этого бала остались в прошлом, гости Венцеля рассудили, что если бы все тогда не поддались панике, а действовали хладнокровно, можно было легко остановить этот кошмарный танец. Но в тот момент вся обстановка не способствовала спокойному осмыслению: женщины были взвинчены до предела, мужчины выкрикивали друг другу противоречивые советы. В результате поступали опрометчиво, пытались кулаками успокоить железного танцора, но сделали еще хуже, потому что оттеснили его из свободного пространства, и он стал вместе со своей жертвой биться о стены и мебель. Струйка крови показалась изо рта девушки и потекла на ее белое платье. Зрелище было ужасное. Женщины стали падать в обморок или с воплями выбегать из зала.

Наконец нашлась разумная голова.

— Надо отыскать Жейбеля!

Никто не заметил, когда ушел старик. Никто не знал, где его искать. Бросились на поиски. Часть гостей столпилась у входа в зал и со страхом наблюдала за происходящим. Раздавался равномерный стук каблуков железного танцора, слышались глухие удары тел о мебель. Событие становилось с каждой минутой ужаснее.

Лейтенант Фриц сопровождал эти кошмарные действия идиотскими репликами.

— Как вы очаровательны сегодня… Не будьте такой жестокой… Как приятно вальсировать с вами… Я мог бы кружиться так вечно…

Жейбеля разыскивали всюду, кроме того места, где его могли бы найти. Обыскали каждую комнату в доме. Кто-то побежал в дом Жейбеля, терял там драгоценные минуты, чтобы узнать в конце концов от глуховатой старухи-служанки, что хозяин не возвращался.

Наконец, обратили внимание, что нет и Венцеля, и тогда только вспомнили о маленьком флигеле в саду, где был его кабинет.

Узнав о происшествии, Жейбель страшно побледнел и бросился на улицу. Венцель побежал за ним. Они пробились сквозь толпу у входа в зал и закрыли за собой дверь.

Наиболее любопытные, напрягая слух, расслышали приглушенные голоса, быстрые шаги, обмен короткими репликами, молчание, новые реплики…

Когда дверь зала отворилась, кое-кто из гостей ринулся туда, но широкие плечи Венцеля преградили дорогу. Он обратился к двум более взрослым мужчинам:

— Попрошу вас и вас, Беклер.

Голос Венцеля казался спокойным, но лицо его было смертельно бледным.

— Остальных я прошу удалиться… Постарайтесь увести поскорее всех женщин.

С того печального дня старый Жейбель мастерил одних только кроликов, выскакивающих из кочанов капусты, или кошечек, умывающих лапками свои мордочки.

К. Доннель Признание мадам Шалон

Уютно расположившаяся среди пышных цветов вилла не вписывалась в ту слегка мрачную картину, которую он себе нарисовал заранее. Хозяйка виллы оказалась тоже персонажем из другого романа. Все требовало поправок.

Мадам Шалон, женщина примерно сорока лет, не принадлежала ни к одному из типов преступниц. Ее нельзя было назвать ни Клеопатрой, ни Мегерой. Это была Минерва. Это точно была Минерва, так он сразу и решил. Цвет ее больших ясных глаз только слегка отличался от кобальтовой голубизны Средиземного моря, хорошо просматривавшегося сквозь большое окно гостиной, где он сидел с хозяйкой.

Ему приятно было разглядывать ее красивое лицо, и он вскоре сделал поправку: это не в точном смысле слова Минерва. Персиковая бархатистость ее щек заставляла думать о щечках миленьких девушек восемнадцати лет от роду. В то же время зрелость ее форм, нега, наполнявшая их, вызывала желания, которые могут быть вызваны только обаянием взрослой красивой женщины.

Про женщину того же веса, что и мадам Шалон, но не обладавшую ее привлекательностью, сказали бы, что она расположена к полноте. Этого нельзя было сказать о мадам Шалон. Он почувствовал, что тело этой женщины стабильно сохраняет массу и линии. Она будет в шестьдесят точно такой же, как сейчас в сорок.

— Бокал «дюбоннэ», господин инспектор?

Наливая вино, она заметила легкое замешательство, мелькнувшее в глазах инспектора Мирона, и это ее позабавило. Ее ироническая усмешка была так сильно замаскирована хорошим воспитанием, что даже зоркий глаз инспектора ее не уловил.

— Благодарю.

Вот интонацией собственного голоса инспектор с полным основанием мог остаться недоволен, нужная интонация пока еще не определилась.

Все же тонкое воспитание — прекрасная вещь. Мадам Шалон очень непринужденно первая отпила глоток из своего бокала, как бы деликатно намекая: видите, я не собираюсь вас отравить.

Инспектор Мирон оценил ее хитрость, но не слишком ли рассчитанная хитрость?

Очаровательная и опять же чуточку ироническая улыбка красивой женщины: