Нечто прекрасное (ЛП)

— Он предлагал тебе, Мер, помнишь? Ты сказала «нет». Дважды.

Я вздрогнула, вспоминая то утро на пляже и несколько месяцев спустя, свет от свечей, блестевший в его глазах, домашнюю пасту и огромное разочарование на его лице.

— Но это было в прошлом году.

— Ты думаешь, что упустила свой шанс, да? Ты думаешь, он больше никогда не наберется мужества, чтобы спросить тебя снова. — Я не отвечала, но она продолжила: — Почему бы тебе не спросить его?

— Потому что я знаю — для него важно, чтобы спросил именно он.

Мысль сделать предложение Шепли приходила мне в голову, но я вспомнила, что он сказал о той новости, когда Эбби предложила Трэвису руку и сердце. Это беспокоило его почти так же сильно, как понимание того, что он был так традиционен в этом вопросе. Шепли считал, что делать предложение было его задачей как мужчины. Я не понимала, что если не буду готова, когда он сделает предложение, то он перестанет спрашивать.

— Ты хочешь этого? Чтобы он спросил тебя снова?

— Конечно, хочу. Мы не должны жениться сразу же, правда?

— Правда. А почему ты так спешишь обручиться? — спросила она.

— Я не знаю. Кажется, ему скучно.

— Скучно? С тобой? Не он ли только что написал сообщение, чтобы проверить, как ты?

— Да, но….

— Тебе скучно?

— Скучно — это неверное слово. Ему некомфортно. Мы топчемся на месте, и я вижу, что это беспокоит его.

— Может, он ждет от тебя знака, что ты готова?

— Я оставляла их направо и налево, разве что кроме знаменитого «Нет» Америки. У нас негласное соглашение не говорить об этом.

— Может, тебе стоит сказать ему, что ты готова, когда он будет готов снова спросить.

— А если не будет?

Эбби поморщилась.

— Мер, мы говорим о Шепе. Он, вероятно, борется с собой, чтобы не делать тебе предложение каждый день.

Я вздохнула.

— Речь не обо мне. Я здесь ради тебя.

Она нахмурилась.

— Я почти забыла.

Дверная ручка зашевелилась, и дверь распахнулась.

— Гулька? — крикнул Трэвис. Его выражение лица увяло, когда он увидел еду на столе, а потом посмотрел на нас, сидевших вместе на диване.

Глаза Эбби засветились, когда он подбежал к дивану и опустился перед ней на колени, обхватив руками её тело и зарывшись лицом в колени.

Шепли, улыбаясь, стоял в дверном проеме.

Я лучезарно улыбнулась ему.

— Ты подлый.

— Он заказал обратный рейс. Я должен был забрать его из ФПО здесь, в городе. — Он закрыл за собой дверь и ухмыльнулся, скрестив руки. — Я думал, у него сердечный приступ случится до того, как мы приедем сюда.

Нос Эбби сморщился.

— ФПО? Ты имеешь в виду этот крошечный аэропорт сразу за городом? — она посмотрела на Трэвиса. — Чартерный самолет? Сколько это стоило?

Трэвис посмотрел на нее, качая головой.

— Неважно. Я просто должен был добраться сюда, — он посмотрел на меня. — Спасибо, что посидела с ней, Мер.

Я кивнула.

— Конечно. — Я встала, улыбаясь Шепли. — Я провожу тебя домой.

Шепли открыл дверь.

— После тебя, малышка.

Я помахала на прощание Трэвису и Эбби, но они не заметили, потому что он почти вгрызался в её лицо.

Шепли держал меня за руку, когда мы спускались по лестнице к нашим машинам. Чарджер, припаркованный рядом с моей поцарапанной и грязной красной Хондой, сиял как новенький. Он открыл дверь, и запах дыма ударил мне в нос.

Я помахала рукой перед лицом.

— Как отвратительно. Если ты так любишь свою машину, почему разрешаешь Трэвису курить в ней?

Он пожал плечами.

— Я не знаю. Он никогда не спрашивал.

Я ухмыльнулась.

— Что бы сделал Трэвис, если бы однажды ты не позволил ему делать так, как ему все время хочется?

Шепли поцеловал уголок моего рта.

— Я не знаю. Что бы ты сделала?

Я моргнула.

Выражение лица Шепли отразило весь ужас.

— О, дерьмо. Просто вырвалось. Я не имел в виду то, как это прозвучало.

Я схватила свои ключи.

— Все нормально. Увидимся дома.

— Детка, — начал он.

Но я уже была на полпути к Хонде.

Я села на потертое водительское сиденье своего старенького хэтчбека, заводя его, хоть я и хотела посидеть немного и поплакать. Шепли выехал задом, а я последовала за ним.

Я не была уверена, что было хуже — слушать непреднамеренно сказанную правду или видеть ужас в его глазах после того, как он это сказал. Шепли чувствовал себя тряпкой по отношению ко всем, кого любил, включая меня.

Шепли

Я въехал на закрытую парковку рядом с Хондой Америки и вздохнул. Рулевое колесо скрипело, когда я сжимал и разжимал руки с побелевшими костяшками. Выражение лица Америки, когда я ляпнул не подумав, было таким, каким я его еще никогда не видел. Если я сказал что — то глупое, в её глазах был бы виден гнев. Но я не разозлил её. Это было что — то похуже. Не желая этого, я обидел её, глубоко задел.

Мы жили в трех домах от Трэвиса и Эбби. В нашем здании было меньше студентов и больше молодых пар и семей. Парковка была полна, остальные жильцы уже были дома и спали.

Америка вышла. Дверца машины скрипнула, когда она резко закрыла её. Она пошла к тротуару безо всяких эмоций на лице. Я научился оставаться спокойным во время споров, но Америка была эмоциональной, и любая её попытка спрятать эмоции никогда не удавалась.