Недалеко от Земли

– Дык ить живу я здесь, – с самым доверительным видом сообщил этот шут гороховый, поставил бутыль с мутной жидкостью на снег, запустил неверную руку во второй карман, пошарил, с трудом вытащил цепляющуюся краями обглоданную фанерку, водрузил сверху на узкое горлышко и плотно уселся, нимало не заботясь о равновесии. Затем простер заскорузлый перст в сторону особняка. – В лачужке вот… непосредственно…

«Ни хрена себе, лачужка!» – подумал Варенцов, но вслух сказал:

– А нам говорили, что лесник здесь молодой.

– Не всякому верь, что скажут, – в надтреснутом голосе драного жителя VIP-хауза трудно было уловить назидание, и, тем не менее, оно прозвучало. – И не всякое твори, что велят… Что за печаль тебе, воин, каковы годы хранителя тайги?..

В это время послышался отдаленный стрекот, и из-за верхушек деревьев вынырнули хищные черные силуэты боевых вертолетов. Они шли в бреющем полете двумя звеньями с разных сторон, и подвески их, густо ощетинившиеся рылами ракет, не оставляли сомнений в их намерениях.

– Ложись! – гаркнул Варенцов, опрометью бросаясь за ближайшую сосну, где незамедлительно рухнул и, вжимаясь в снег, скосил глаза в сторону запойного доходяги. Бойцы его моментально отработали команду и расползлись кто куда, так, что заснеженные ветви таежных великанов полностью скрыли их из виду. Задрипыш же даже не шелохнулся. Он лишь с заметным интересом наблюдал за действиями вертолетов.

Зато зашевелился второй участник представления, стоявший у изгороди. Как только под днищами винтокрылых машин полыхнуло пламя, и ракеты рассерженным пчелиным роем устремились к цели, он начал стремительно увеличиваться в размерах, надуваясь, словно воздушный шарик, накачиваемый газом из большого баллона. Когда смертоносные летучие снаряды достигли поляны, лже-майор был уже в три раза выше особняка и принял их, как футбольный мяч, на полупрозрачную грудь. Ракеты с шипением изменили траекторию, скользнули вверх и там лопнули разноцветным праздничным фейерверком, совсем как в большую годовщину над Красной площадью.

А драный шут, наконец, поднялся, схватил бутыль, выдрал зубами из горлышка пробку, предварительно сплюнув самокрутку в снег, и от души приложился к самогону. С клокотанием опустошив добрую половину емкости, он крякнул, уткнулся носом в замызганный рукав, после чего тоскливо молвив «Эх!», воздел растопыренные пальцы к небу. Вертолеты как раз завершали молниеносный разворот, но так и не успели сделать этого до конца. Они зависли в воздухе подобно мухам, неожиданно попавшим в невидимую липкую паутину. Роторы, надсадно воя, вращались на форсированных оборотах, однако грозные боевые машины не сдвигались с места. Доходяга же, надувая заросшие щетиной щеки и шумно пыхтя, начал изображать натягивание каната, совсем как в матросском танце «Яблочко». Все шесть вертолетов, некоторые боком, а некоторые хвостами вперед, стали приближаться к поляне. Их мощности явно не хватало, чтобы противостоять усилиям самозваного Гулливера, притягивающего их будто на ниточках.

Над площадкой они снова замерли, бешеным вращением лопастей создавая рукотворную вьюгу, затем их совершенные, злобно-прекрасные корпуса дрогнули, размазались и стали осыпаться вниз, словно черный град, вызванный неведомыми титаническими силами. Пилоты, радисты и стрелки остались висеть в воздухе, скорчившись в позах эмбрионов.

Гигант же, снова сдувшийся до размеров обычного человека, опять сменил обличье. Теперь он выглядел дирижером симфонического оркестра, одетым в безупречный фрак, белую сорочку с огромной бабочкой и держащим в руке палочку. Постучав по невидимому пюпитру, маэстро вскинул руки и сделал вдохновенный замах. Музыки, натурально, никто не услышал, но экипажи обратившихся в ничто вертолетов начали, кружась и выписывая немыслимые траектории, совсем как опадающие осенние листья, медленно опускаться на утрамбованный снег. Когда все приземлились и сгрудились в небольшую кучку, оторопело озираясь вокруг, драный подошел к дирижеру, с чувством пожал ему руку и, обернувшись ко все еще скрывающимся в зарослях спецназовцам, буднично произнес:

– Хватит прятаться, аники. Всем выйти из леса.

И хотя голос прозвучал негромко, его, как ни странно, услышали все, даже группы, отправленные ранее в тылы осажденного дома и уже подбирающиеся к своим товарищам короткими перебежками.

Повторять не пришлось. Воинство Варенцова с неохотой начало оставлять свои убежища. Сам майор, досадливо морщась, выступил на площадку одним из первых.

– Елы-палы! – умилился субъект в ватнике. – Никаких тебе ружов и тесаков! Это ж совсем другой коленкор получается. Прям сугубо мирный народ!

– Каждый из этих мирных людей, – как бы нехотя процедил Варенцов, – может голыми руками удавить целое отделение.

– Да ну! – потрясся доходяга, испуганно шмыгая носом. – А зачем?

– Для устранения угрозы и наведения порядка, – отчеканил командир спецназа.