Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

Несколько раз Бубнов нелегально переходил границу, чтобы встретиться с коммунистами-подпольщиками, своими глазами видел, как грабили братский украинский народ оккупанты. Составами были забиты все железнодорожные узлы — это отправлялись в Германию пшеница, сало, мясо, увозился крупный рогатый скот. Коммунистическая партия большевиков Украины находилась в подполье, за связь с нею грозили тюрьма и расстрел. За малейшее неповиновение оккупационным властям и националистам пороли нагайками мужчин, женщин, стариков и детей.

Да, проникали с той стороны спекулянты и мародеры, сеяли слухи о райской якобы жизни под германским сапогом. В свою очередь из губерний Центральной России к гайдамакам и кайзеровским баронам стремились бывшие графы и князья, царские генералы и офицеры. Но сотни и тысячи беженцев из Киева и Чернигова, из местечек и хуторов несли свои слезы и горе русским братьям, с которыми их разделила судьба, просили дать им в руки оружие, чтобы сражаться с притеснителями.

Шагая сейчас по улице Унечи, Бубнов взволнованно рассказывал Игнату о том, как всего несколько дней назад на курской земле, под Суджей, он встретился с партизанами, которые с боями прошли из-под самого Киева, из Таращи.

Вдоль железнодорожного полотна, сразу за рыночной площадью, тянулся длинный ряд бараков. А перед ними, утоптанный множеством ног, расстилался широкий учебный плац, откуда доносился лязг воинского снаряжения, отрывистые крики команд. По этим четким командам люди рассыпались из строя и снова заскакивали в ряды, пускались бегом или замирали в колоннах.

Уже поравнявшись с краем плаца, Игнат увидел, что те, кто составляли строй, были одеты не в красноармейскую форму, а кто во что — в крестьянские армяки и зипуны, летние пальтишки, пиджаки, куртки, хорошо, если по грянувшей уже осенней непогоде на ком-то был ватник или шинель.

Среднего роста, сухощавый, с небольшой бородкой, одетый в кожанку, перехваченную ремнями портупеи, очень молодой на вид командир завершил построение в направился к голове колонны.

— У кого на Украине сожженная хата? Шаг вперед! — выкрикнул он. При этом юношеское лицо его слегка побледнело. — У кого немцы и гайдамаки расстреляли отца и мать, брата и сестру? Есть такие? Шаг вперед!.. Вот что я вам скажу. Обмундирования пока у нас нет, за самоволку — расстрел, винтовки многим придется доставать в бою. Подумайте еще раз, прежде чем стать бойцами красного полка имени борца за свободную Украину Ивана Богуна. Я, командир полка Николай Щорс, никого не неволю.

Он распустил строй и, увидев Бубнова и его спутников, пошел к ним навстречу. Но неожиданно остановился у группы красноармейцев, которые только что закончили упражнения по штыковому бою и отдыхали. Посыльный раздавал им газеты. Лишь двое из сорока человек тут же уставились в газетный текст. Остальные сложили газету гармошкой — для курева, сунули в карман.

Щорс спросил:

— Грамотные есть?

Отозвались четверо — два совсем молодых хлопца и двое пожилых, по шинелям видно, из солдат, старослужащие.

Командир подошел к молодым:

— Газету читали?

— Сегодня еще не успели, — неловко замялся один, понимая, что врать нельзя, и опустил голову: — Вчера и завчора читал. — И поднял глаза, встретился с немигающим взглядом Щорса: — Забыл, о чем там сообщалось…

— Забыл? — Щорс отошел на несколько шагов, потом легко, изящно повернулся к стоявшим навытяжку: — Сегодня всю газету прочесть, а завтра мне рассказать. Ясно?

— Чего это он так въедливо? Никак измываться надумал, — раздалось сзади едва слышно. — Недаром говорили: бывший офицер, золотопогонник…

Щорс быстрым шагом вернулся к полуроте:

— Если кто хочет узнать обо мне, скажу: я подпоручик бывшей царской армии, но погоны заработал горбом, учебой. Батька мой — железнодорожник, рабочий. И я получил офицерское звание, чтобы уметь грамотно бить немцев и гайдамаков, наших врагов и насильников. И потому требую от каждого, кто встал под знамена нашего полка, такого же прилежания в военной учебе и высокой сознательности. Вы видели германскую армию? Что скажете — разгильдяи там, вольница в их рядах? То-то. Так вот: чтобы побить такое войско, нам самим надо установить у себя железную дисциплину. А кто не согласен, того не держу…

Гости уже были совсем рядом, и Щорс, оборвав разговор, обернулся к Бубнову и поднес руку к козырьку.

— Строевые занятия и одновременно урок политграмоты? — улыбнулся Андрей Сергеевич, выслушав его рапорт.

— Стремление подготовить сознательного бойца регулярной Красной Армии, — произнес Виноградов, протягивая руку Щорсу. — Ну, здорово, Микола!

— Иван, ты? А я слышу: комиссар Западного фронта — Виноградов. Выходит, о тебе речь… Ну, здорово, кум!

Игнат, подавая руку Щорсу, кивком показал на Ивана Максимовича:

— Оказывается, уже породнились?

— То как же! — ответил Щорс. — Вот и еще один побратим, Яков Иванович, — протянул руку Алкснису. — Зимой, в феврале, как раз здесь, под Унечей, встречали «Графа Бисмарка». Ну а теперь снова, получается, вместе.