Неделя — и ты моя

К вечеру, когда тоскливая боль немного поутихла, Катя подняла трубку. Звонила Саша. Голос у нее был очень взволнованный, сразу было понятно, что она целый день была на иголках из-за того, что ее подруга не брала трубку. В паре предложений светловолосая глухо рассказала о том, что произошло, на что Александра бы точно съязвила что-нибудь, но воздержалась, потому что чувствовала, что Кате в разы хуже, чем было вчера. Саша предложила приехать. Катя сначала хотела отказаться, но затем согласилась. Через час красноволосая была у нее с несколькими банками пива, мандаринами и попкорном. Этот весьма специфический набор заставил Катю хоть немного улыбнуться.

***

Несмотря на то, что первый день после «расставания» с Кариной Катя провела дома в разбитом и ужасном состоянии, уже на следующее утро она была чуточку зла и решительна. Девушка вздумала идти на поиски Карины, чтобы объясниться с ней, но на самом-то деле юное сердце, которое за последние дни пережило очень много, просто волком выло от такого близкого и холодного одиночества без синеглазой.

Первым местом, куда хотела направиться девушка, была, разумеется, квартира Глафиры. Туда-то Катя и направилась, молясь, чтобы Карина оказалась именно там.

Когда девушка уже подходила к дому, странное предчувствие вдруг одолело ее. Внутренний голос подсказывал, чтобы Катя шла отсюда подальше, потому что ничего хорошего для себя она не откроет, но влюбленные сердца зачастую слепы и глухи даже к самим себе, поэтому, наплевав на дурные предчувствия, она смело шагнула к двери и позвонила в квартиру кареглазой. Раздавались протяжные гудки — никто не собирался подходить к трубке.

Катя подумала, что, скорее всего, Глафира просто на работе, а Карина, если и дома, то просто не хочет светиться и поднимать трубку. Тогда девушка твердо решила для себя подождать удобного случая, и уже потом проникнуть в подъезд. Вскоре дверь открылась и из теплого подъезда выкатилась бабушка с внучкой, которая тоже была похожа на Колобка.

— Дочка, ты сюды? — добрым голосом, который обычно свойственен всем полным бабушкам, спросила старушка.

— Да, мне сюда, — ответила Катя с почти незаметной улыбкой.

— Ну дык заходь, а в следующий раз ты ключики-то не забывай! — радушно разрешила бабушка, показывая рукой прямо в подъезд. — И коли забудешь, дык звони в сто семнадцатую, я почти всегда дома сижу, я тебе и открою… Ах, какая ж ты хорошенькая! Вот повезет же тому молодчику, кто…

— Спасибо Вам, — сдержанно ответила Катя и, не дожидаясь ответа, чего с ней обычно не бывало, проскочила в подъезд.

— Ишь как побежала! Видать, носки все отморозила, уши позамерзли! Ну что за молодежь пошла! Вот ты у меня будешь в тепле всегда ходить, а мамка коли тебя без шапки куда пустит, так я сама ей уши во ентыми-то руками повыдергиваю! — бабушка погрозила кулаками внучке и, довольная, пошла по своим делам.

Тем временем Катя поднялась на нужный этаж. Даже учитывая тот факт, что девушка была у Глафиры всего-то один раз, она прекрасно помнила, в какой квартире жила медсестра.

Подойдя к входной двери, Катя на миг замерла, словно решаясь, и позвонила. Как только раздался приглушенный звонок, внутри у светловолосой все заледенело. А что говорить-то, если Карина откроет? Всю решимость как рукой сдуло. Но Катя не была бы Катей, если бы сразу же сдалась. Взяв себя в руки и решив для себя, что синеглазая от нее так просто не отделается — мол, и не такие крепости захватывали, — Катя настойчиво звонила в дверь. Звонила так долго, что из соседней квартиры в одном халате и в бигуди выскочила соседка.

— Ой! Ой, что творится! — воскликнула она, чем ни мало озадачила девушку.

— А что творится? — удивилась Катя.

— Это ж Вы к Глафирочке, да?

— Ну… да… — осторожно ответила девушка.

Услышав ответ Кати, соседка переменилась в лице: в кончиках глаз стали скапливаться кристаллики слез, губы задрожали, брови чуть приподнялись, словно бы говоря Кате с упреком: «Дурочка, неужели ты ничего не знаешь?»

— Простите, Вам плохо? — встревожилась Катя, делая шаг по направлению к женщине.

Соседка стала мотать головой из стороны в сторону, потом закивала, махнула руками — было ясно, что сейчас с ней поговорить будет трудно, но спустя какое-то время женщина взяла себя в руки и пролепетала, чуть задыхаясь:

— Глафирочки… нет больше нашей хорошей девочки.

Сказала и пуще прежнего разревелась.

Катя застыла как вкопанная. Смысл слов плачущей с надрывом женщины пока еще не дошел до девушки, но когда светловолосая поняла, что сказала соседка, ей и самой стало невыносимо грустно. Слез не было — только глубокая печаль, что не стало такого замечательного человека.