Неделя колдовства (СИ)

- Это ты про себя так решила, а мне просто страшно... - вякнула было Светка, но Милка яростно отмахнулась от неё.

- Решили, что или мы спятили обе, или что попали в другую реальность!!! - выкрикнула Милка. - А разве такое может быть?! Ты что - Баба-Яга какая-нибудь?! И все эти ваши старики и старухи - они кто, тоже Бабки-Ёжки, или, может, лешие какие-то?! Что это за музей тут у вас, где нормальному человеку просто страшно делается? Почему в "секретке" Матюшкина-старшего мы видели такую же точно деревяшку, которая в этом вашем музее в отдельной витрине лежит и на громадный замок заперта? Что это за деревня у вас такая - странная, страшная, непонятная?! Что вообще у вас в Шушарино, а теперь и с нами, со мной и Светкой, творится?! Почему Васька Матюшкин наш класс сюда привёз, в лес всех зовёт, на лесопилку к твоему братцу хочет отвести? ЧТО ВСЁ ЭТО ЗНАЧИТ?! Отвечай, бабушка! - и Милка топнула ногой.

В ту же секунду глухо пробили в бабушкиной спальне - в горнице, если по-деревенски говорить, - большие старинные часы с кукушкой. Пробили они один раз, половину девятого - Милка машинально взглянула на свои наручные часы. И по всему дому пошло гулять это от этого звука - тоже какое-то глухое, утробное, долгое... словно невидимая басовая струна отозвалась на бой часов.

Бабушка вздрогнула и выронила половник, звонко брякнувший об пол. Светка вся сжалась и почему-то прикрыла голову руками. А Милка стояла, прямая, как палка, и смотрела на бабулю, как суровый судья. Самый суровый в мире!

- Сроки... - каким-то тусклым, чужим голосом вымолвила, наконец, бабушка. - Не могу я ничего тебе сказать... И ничего объяснить не могу. Тебе самой придётся... - бабушка на миг умолкла и прикрыла глаза. - Сроки пришли. Часы пробили...

- А чтобы мы с ума сходили со Светкой - на это ты и все вы тут право имеете?! - как-то не очень внятно выкрикнула Милка, но бабушка, кажется, поняла, что Милка хотела сказать этой путаной фразой.

- Идите к столу, - уже обычным своим, будничным голосом ответила Василиса Гордеевна, наклонившись и подняв половник. - Завтрак готов.

- Нет, ты нам должна всё расска... - возмутилась было Милка, но бабушка перебила её:

- К столу, девочки!

***

Но ни Милке, ни Светке не удалось сесть к столу. Милка и вообще к этому столу не стремилась! Она хотела, чтобы бабуля им со Светкой всё объяснила, вот так-то!..

Милка уже готова была затопать ногами, как маленькая, от этой непробиваемости бабушки! (Да она уже один раз и топнула, подумала Милка). Неизвестно, что бы она ещё наговорила своей бабуле, но тут в дверь постучали.

Бабушка расправила фартук, молча отстранила со своего пути девчонок и пошла открывать.

- А я же знаю, что вы к Василисе Гордеевне пошли! - с каким-то неестественным, как показалось Милке, оживлением возвестил Вася Матюшкин, рыжим колобком вкатываясь с крыльца в сени (или, по-городскому, в прихожую). - Здрасьте, Василиса Гордеевна!

За спиной Васятки маячило что-то огромное. Или - кто-то. Скорее, кто-то, хотя высоченный дядька, возвышавшийся на пороге, сперва показался Милке громадной лесной корягой. Ожившей корягой, от которой по сеням растёкся густой запах леса: прелых листьев, еловых ветвей, коры, земли...

- Здоров, Вася, - гулко пробасила коряга, и Милка сразу узнала голос.

Семён Косой, он же - Лысый, он же - бабушкин троюродный брат, живущий в лесу, к которому бабуля и рванула вчера, поздним вечером, спинку растирать, поясницу лечить. Которому она, Милка, недавно дозвонилась. И на лесопилку к которому их класс обещал отвести Вася Матюшкин.

Головой Семён почти упирался в потолок. Голова его действительно была лысой, как биллиардный шар. Но отсутствие волос на голове с лихвой возмещали густейшие брови, похожие на полоски лесного мха: густые, ржаво-зеленоватого цвета, лохматые, сросшиеся на переносице, и - борода. Широченная, густейшая борода, обрамлявшая лицо Семёна от уха до уха и вольно лежавшая на его могучей груди, такого же ржаво-зеленоватого цвета, как мох на пне, взлохмаченная и взъерошенная. Из бороды этой торчали пожухлые травинки, словно Семён, ложась спать, под голову не подушку подкладывал, а примащивал свою буйную голову на болотной кочке.

"Такие брови надо на пробор расчёсывать, а бороду вообще не мешало бы сбрить", - не к месту подумала Милка, пристально разглядывая таинственного Лысого, ради поисков которого они со Светкой пожертвовали кровными двумястами рублями да с копеечкой.