Неделя в декабре

На коммерческих каналах продукция самого разного рода навязывалась доверчивым кафирам женщинами, которые имитировали оральный секс или просто обсуждали его за кадром с придыханием, самым что ни на есть непристойным. Дешевый шампунь пенился на экранах под крики испытывающей оргазм женщины, кукурузные хлопья рекламировались подвывавшими, лежащими на коробках девицами, и все это считалось «забавным», или «смачным», или бог его знает каким. Собственно, Хасан ничего против и не имел, усматривая во всем творившемся на экране лишь доказательство своей правоты.

Куда сильнее тревожило его другое — вкрадчивое вторжение женщин и девушек в его сознание. Была на телевидении одна ведущая смешанных кровей, возможно — евроазиатка, которая в восемь вечера появлялась едва ли не на всех каналах. Грязных разговорчиков она не вела, однако юбки носила короткие, а вид имела самый цветущий, что и выводило Хасана из равновесия. Порой ему казалось, что мир попросту перенаселен бабьем — девушками, женщинами всех мастей и сортов, посланными Богом на землю, чтобы испытывать его, Хасана, стойкость. Черноволосая официантка из итальянского кафе, Барбара, выходя на улицу, чтобы выкурить сигаретку, надменно выпускала дым изо рта, когда он проходил мимо, и даже не опускала глаз, встречаясь с ним взглядом. Или возьмите молодых матерей у ворот школы в Уолворте, болтавших поджидая детей: он чуял исходивший от них душок гормональной активности; все они состояли в браке уже лет восемь-десять, складки жирка понемногу нарастали на их животах, однако с молодостью эти дамочки распроститься не спешили. Приглядись ко мне, говорили их позы, я замужем, но ты все равно можешь меня захотеть.

Отец Хасана, Фарук аль-Рашид, получил в апреле конверт с грифом «На службе ее величества». Решив, что это письмо от налогового управления, он не без опаски вскрыл конверт. И прежде чем до него дошло поразительное содержание письма, Фаруку пришлось перечитать его несколько раз. Некий именующий себя «покорным слугой» служащий дома номер 10 по Даунинг-стрит «строго конфиденциально» извещал Фарука, что премьер-министр, составляя ко дню рождения королевы наградной список, надумал включить в него и мистера аль-Рашида, дабы…

Дабы что? Ему пришлось, изумленно помаргивая, вернуться к началу письма. Королева, Империя, премьер-министр… Уж не собираются ли они короновать его, сделать королем? В конце концов Фарук понял: ему предстоит, если он «ничего не имеет против», стать офицером Ордена Британской империи. Вообще-то, подумал он, такую награду получают обычно телевизионные комики или олимпийские чемпионы. Он видел в газетах фотографии этих людей с орденом на ленточке в руке и с цилиндром на голове. И вот его удостаивают этой великой британской чести за…

— За пикули с лаймом, — сказал он. — Подумать только!

Назима встала из-за стола и поцеловала мужа в щеку. Муж крепко обнял ее.

Фарук аль-Рашид открыл первую свою фабрику в Ренфру, что в Шотландии, двадцать два года назад, в тот самый месяц, когда родился Хасан. Фарук приехал в Британию в 1967-м, тринадцатилетним мальчишкой. Его родители покинули долину Мирпур — в пребывавшей под пакистанским правлением части Кашмира — после того, как их маленький земельный участок был затоплен при строительстве плотины Мангла, и, подобно многим жителям тех мест, нашли первую свою работу на одной из текстильных фабрик Брэдфорда. Закончив в шестнадцать лет школу, Фарук получил затем диплом бизнес-менеджера и перебрался в Глазго, где подыскал себе место в производившей готовое платье компании, которая принадлежала деду его мирпурского приятеля. Фарука прозвали Дверным Молотком — в дальнейшем это прозвище сократилось до Молотка, — поскольку первое время он обходил дома и стучался в двери, разыскивая собратьев-мусульман, с которыми мог бы вместе молиться в мечети на Оксфорд-стрит.