Ревность — простое чувство, настолько простое, что раньше он считал его слишком мелким, чтобы испытывать к кому-либо. А теперь, теперь, кажется, сам попался в свою ловушку и самое интересное, что все началось не сегодня. Совершенно чуждый всплеск эмоций, на фоне, а на фоне чего?
Так как долго не видел, или потому что не ожидал, что увидит ее здесь, еще и не одну. Куча вопросов и один ответ на все: «не имею понятия», вероятно, бизнес все же вести проще, чем разбираться в себе. А он никогда в себе копаться и не любил.
Решение принял, но что-то подсказывало, что зависит здесь все не только от него, что не могло не печалить, но также и не радовать. Откровенность и прямолинейность — два бомбовых качества в Лавровой, к которым подмешивалась скромность и взрывной характер. Это с виду она тихая, но мозг на раз вынесет, сожрет даже, сожрет и не подавится, а после еще и кровушкой его запьет, причмокивая. За эти пару месяцев он слишком привык к подобным выпадам, да и вообще, привык к ней и ее постоянному присутствию, причем это касалась не только дома, судьба словно толкала его сделать шаг навстречу.
Руслан кашлянул, обращая на себя внимание.
— Ты чего завис?
— Нормально, — отмахнулся.
— Если ты продолжишь так пристально-ненавистно туда смотреть, я вызову охрану, взгляд у тебя недобрый, — поддел Руслан, расплываясь в ехидной усмешке.
— Шут.
— Окстись! Кстати, может тебе в политику податься?
— Только там меня не хватало. Рано еще.
— Не знаю, по-моему, так в самый раз. Тебе нужна неприкосновенность, друг.
— Я подумаю, — усмехнулся, поднимаясь, — поехали, еще к матери обещал сегодня заехать.
— Поехали, — Коршун задвинул свой стул, застегивая верхнюю пуговицу синего пиджака.
— Слушай, ты там малиновый пиджак еще не прикупил? А то, как не день, то у тебя новая цветовая гамма.
— Очень смешно, — Руслан недовольно скривил лицо, вдыхая прохладный уличный воздух, — я тебе скоро подарю что-нибудь из своего гардеробчика, а то вечно как на поминках ходишь.
— Положение обязывает.
— Вот поэтому я не хочу перенимать дела отца — это же петля.
— Конечно, зеленый пиджак не напялишь… лишний раз, — сел в машину.
Дома он оказался под вечер, и, к его большому удивлению, квартира встретила его пустотой. Специально даже по всем комнатам прошел, чтобы убедиться, что Ритки еще нет дома.
Убедился. Не полегчало, наоборот, обозлило. Хотя изначально он ехал домой отдать ей папку, которую до сих пор таскал с собой под мышкой. После обеденного инцидента, решил, что пора завязывать со всей этой тягомотиной. Желает свободы — пусть теперь сполна ей тешится. Не мог смириться с таким положением дел, вроде сам сказал, что пусть делает что хочет, но почему-то по глупости (видимо), надеялся, что в эти слова она вложит совершенно иной смысл. Дураком был.
А теперь сидел и злился на себя за то, что проявил слабость, позволил девке собой рулить, и на миг разрешил себе почувствовать, а итог один: все напрасно. Ярость разрушала сознание, плавила мозг, отдавая в ушах противной какофонией. Не мог поверить, что так облажался. Потому как уже не отрицал, что не питает безразличия. А сегодня в кафе понял, что это влечение уже давно преобразилось во что-то большее, оно неяркое и, возможно, еще совсем незаметное, но оно чувствуется, душой, телом. Приятное, тягуче, обволакивающее, заставляющее отдаться сполна.
В прихожей послышался шорох, зажегся свет.
Рита сняла сапоги, вздыхая. Весь день мечтала высвободиться из этих шпилечных оков. Лицо озарилось довольной улыбкой.
Пальцы проворно дотянулись до выключателей, зажигая свет в гостиной, заставляя вздрогнуть от неожиданности.
— Ты чего в темноте? — немного опешила, замирая в проеме.
— Электричество экономлю. Как погуляла? — хмыкнул, кидая папку на кофейный столик.
— Хорошо, — слегка обняла себя руками, потому как его взгляд обдавал жутким холодом.
— Я так и думал, — поднялся с дивана, отходя к огромному панорамному окну, — что-то недолго твой поклонник тебя удовлетворял, даже не полночь еще, — съязвил, с окаменелым холодом. Не смог промолчать.
— Что, прости? — Рита нахмурилась, сперва не понимая, о чем идет речь.
— Натр*халась, говорю, с одноклассником своим? — вопрос прозвучал громко, как пощечина. Рита приложила пальцы к губам, теряясь в ответах. После вздохнула, приходя в себя.
— Даже если это и так, тебя это не касается, — выдала, более чем спокойно, только вот стоило ей это спокойствие, очень многого. — Аргумент, что я твоя жена, слабоват, жена я лишь на бумаге. Сегодня я успокою твое эго, я с ним не спала, но впредь знай, что если мне этого захочется, то твое разрешение мне явно не понадобится! — ее речь прозвучала немного остервенело.