Неделимые

— Мы поговорим. Обязательно поговорим, но чуть позже. Поспи, — целует в лоб, получая легкий удар по плечу.

— Не целуй меня в лоб! — надувает губы, — не люблю.

— Как скажешь, — обхватывает ее лицо, нежно поглаживая кожу большими пальцами, — я ушел, — еще раз целует в лоб, усмехаясь.

Глава 23

Знаешь, нервишки шалят, когда о тебе говорят.

Белинда Наизусть

Остаток ночи она слоняется по квартире из угла в угол. Сон не идет. Да и не нужен он ей сейчас, не то состояние. Мозг вновь и вновь прокручивает случившееся, и никак не может прийти хоть к какому-то консенсусу. Губы расплываются в глупой улыбке, стоит вспомнить ночь.

За окном светлее. Вот-вот и настанет рассвет. Ночь плавно переходит в утро, а Егора дома она так и не наблюдает.

Около девяти утра ее все же поглощают сновидения. А буквально спустя час, в дверь настойчиво звонят. Рита сотрясает головой, направляясь в прихожую. Сонное сознание, не понимает, кто просится в их обитель, и она открывает дверь не раздумывая, почему-то уверенная в том, что это либо Кристина, либо Ирина.

Но спустя пару минут, когда пришедший звонит в дверь, ожидая по ту сторону, Рита проваливается в панический шок. На пороге, воодушевленно улыбаясь, стоит ее мать. В круглых очках с красными оправами и таком же ярком шарфе.

Где-то внутри сжимается ком, а мозг начинает процесс отвращения к этому цвету. Вероятно, увидев эту женщину сегодня, у нее много к чему еще появится отвращение.

Рита вздыхает, открывая дверь шире. Женщина деловито проходит внутрь, скидывая короткий полушубок.

— Здравствуй, доченька, — начинает, пытаясь поцеловать дочь в щеку, но попытка тщетна.

— Здравствуй, мама, — Лаврова произносит это обреченно, закрывая за женщиной дверь, — проходи…

* * *

Егор сосредоточенно смотрит на своего собеседника, изо всех сил изображая внимание. Мужчина что-то говорит, жестикулирует, тыкает в какие-то графики, таблицы, Марков лишь кивает, совершенно не воспринимая информацию.

Сейчас было огромной ошибкой начинать переговоры, потому как все его мысли вне этой комнаты. Все его сознание, как и он сам, сейчас находятся в другом месте, а именно, рядом с этой рыжеволосой бестией. Губы изгибаются в улыбке, а оппонент, заметив на лице Егора некое просветление, которое он, конечно же, относит к себе, продвигает свои речи еще более старательно.

— Ты нахера ему добро дал? — вмешивается Коршун, как только закрываются двери переговорной, в которой они с Егором остаются один на один, — это же Камышов, от него толку… зря только вложимся, — присаживается на край стола, — а ты че вообще такой довольный? — щурится.

Егор переводит свой взгляд на Руслана.

— Пусть дядька потешится. Настроение у меня сегодня, знаешь ли, хорошее! А нам от этих пары сотен тысяч все равно ни тепло, ни холодно.

— Настроение хорошее? С чего бы вдруг, еще вчера, как мне помнится, ты хотел одного чувака сожрать с потрохами, — покачал пальцем из стороны в сторону.

— Неактуально уже, хотя позвони Воробьёву, пусть на фирму съездит, проверочку устроит этому…

— Артему

— Ага, ему самому.

— Так точно, товарищ командир.

«Клоун», — подумал Егор, а Руслан уже исчез за дверью. Пролистав документы, Марков убрал их в портфель, направляясь домой. Сегодня его тянуло туда, как никогда. Стало даже интересно, теперь так будет всегда? Или подобное наваждение растает, хотя что-то внутри твердило ему об обратном. Скоро ему будет просто не охота оттуда уходить, встречаться со внешним миром, потому что Ритка за это время успела залезть под кожу, когда он этого даже не заметил. А теперь, словно током шарахнуло, все планки сорвало.

Не ожидал, что его рыжуля, решится выгнать его из дома. Все же в злой Ритке есть какой-то особенный кайф. Извращение, блин. Теперь, главное, не спугнуть и не вернуться к нулевой отметке, потому как второй раз он все это просто не переживет. С такими женщинами, как Лаврова, сложно, они на раз выносят мозг, а потом еще и делают тебя крайним во всех совместных бедах.

В Ритке хорошо развит этот потенциал, она без препятствий выйдет сухой из воды, потому, как бы он ни орал, если она захочет, он будет чувствовать себя виноватым, хоть и не признает этого. Но больше во всем, что между ними происходит, его волновало ее титановое спокойствие. Она не билась в истерике после взрыва, не обвиняла его на чем свет стоит, и даже его матери, которая ездила ее «допрашивать», ничего не рассказала. Это немного беспокоило, слишком вяло она отреагировала на взрыв, она ведь палец порежет и ревет, а тут такое и почти спокойствие.

Вероятно, стоит поговорить на эту тему. Возможно, не сейчас и не сегодня, но оно стоит внимания. Она, хоть и колючая, как кактус, но до жути ранимая, что он, собственно, на себе уже не раз испытать успел. И, несмотря на все то, что произошло ночью, понял он из этого всего лишь одно — она его боится и совершенно не доверяет. Храбрится, конечно, правда, ее храбрость настолько наивна, что ему ничего не стоило раскусить ее по паре взглядов.