Недетские игры

Пока гоняю в голове мысли из смеси прошлого с настоящим, успеваю добраться до дома. Медленно начинает вырубать. Больше суток на ногах.

Тачку бросаю с внешней стороны, у проезжей части. Во дворе все наглухо забито. Воскресенье.

Кладу ключи на тумбочку в прихожей. Разуваюсь. На ходу расстегиваю куртку и бросаю ее в кресло.

На кровать заваливаюсь поверх одеяла. Чувствую, как дергается рука, но уже через плотную дымку сна. Вырубает мгновенно. Только ненадолго.

В щеку тычется что-то мокрое и холодное.

Чьих лап дело, догадаться нетрудно. Отпихиваю котячью морду ладонью и переворачиваюсь набок. Только этот мохнатый обжора не успокаивается. Продолжает диверсию. Открываю глаза. Пару секунд прихожу в себя, прежде чем столкнуть этот сугроб на пол.

— Пошли, животное.

В кухне насыпаю в миску корма и придвигаю ногой ближе к коту. Этот монстр появился у меня год назад. Сидел у подъезда полудохлый. Откуда пришел, черт его знает. В ветеринарке сказали, что еще бы день-два, и пушистые лапы отправились бы прямиком на небеса.

— Давай, Холифилд, работай челюстями. И только попробуй еще меня разбудить, — треплю плотную шерсть на холке, задевая слегка обглоданное ухо.

Глаза открываю уже ближе к вечеру. После суток всегда так. Дни недели в башке путаются. Про ночь и утро я вообще молчу.

Тянусь к телефону. Восемь часов.

Минут двадцать на то, чтобы сделать из себя подобие человека. Снимаю смартфон с авиарежима, и на него одно за другим сыплются сообщения.

Все та же Ольга Грицай. Открываю.

Последнее от меня: «Ты адресом, случайно, не ошиблась?»

Дальше все от Оли:

«Очень бы хотела, но нет. Зачем ты это сделал?»

Минуту спустя.

«У нее были серьезные проблемы с мужем!»

«Ты ее подставил. И меня тоже».

«Он ей изменял. Ты вообще понятие имеешь, что такое, когда тебе изменяют? Хотя о чем я…»

И финалочка с разницей в час от первого сообщения:

«Проще ведь самому делать больно другим. Чего я вообще ожидала от такого, как ты?»

Бегло читаю поток Олькиного сознания. Абсолютно ничего не понимая спросонья. Кроме того, что меня заочно записали во враги.

Откладываю телефон и оставляю ее сообщения без ответа. Оправдываться не привык. Если я что-то делаю, то изначально думаю.

В ситуации Панкратова все было именно так. Лезть в это болото без пруфоф я бы не стал.

Относительно измены — это лично дело каждого. Но чисто по фактам жена ушла от него вровень с банкротством. На что есть официальные выписки, да и слухи в определенных кругах. Ушла, забрала месячного ребенка. Ни родителям, ни подругам, куда свалила, не сообщила.

То есть у чувака проблемы с бизнесом, его кинули на большие бабки. Он фактический банкрот, стервятники слетятся быстро и сразу.

Недоброжелателей всегда много.

Что в этот момент делает его жена? Собирает вещички и сваливает с ребенком в неизвестном направлении.

Весь перформанс замешался на почве ревности. Вместо того чтобы поговорить и выяснить все с мужем, Есения решила просто сыграть в рулетку. О банкротстве не знает, зато уверена, что муж ей изменяет. Бинго просто.

Короче, девочка пряталась. Устроила вокруг себя детский сад. А Олька ей прекрасно подыгрывала, потому что сама такая же.

И вот таких случаев миллион. Когда там не сказали, здесь промолчали, а дальше разгребаем как можем, ну или не разгребаем.

Ставлю щетку в стакан. Ополаскиваю лицо и, щелкнув выключателем, иду к шкафу.

Быстро застегиваю ремень на джинсах, прикладываю к груди футболку. Слегка помятая, но и так сойдет. Под курткой, которую в доме родителей я снимать не буду, потому что зайду туда ненадолго, не заметят.

Наливаю Холифилду воды и спускаюсь во двор. Сворачиваю к тачке, выхватывая боковым зрением Олю.

Она идет ко мне. В руках пакеты с названием соседнего супермаркета. Ускоряется, когда замечает, что ждать ее я не намерен и уже сажусь в машину. Торопится. Очень быстро оказываясь рядом. Злая.

— У тебя что-то важное? — Стекло ползет вниз. Упираюсь локтем в образовавшееся пространство открытого окна. Неспешно скольжу по Оле взглядом. Волосы заплетены в косу. Ноги обтягивают спортивные легинсы. Вырез майки лишь слегка прикрыт укороченной светло-зеленой ветровкой.

Но задевают, конечно, глаза. Яркие. Синие. Но потухшие. Стеклянные и практически безжизненные.

— Зачем ты…

— Если это по поводу твоей недавней гостьи…

— Она моя сестра.

— Сути дела не меняет. То давай потом.

— Ты не имел права лезть в чужую семью!

— Как и ты, — перевожу машину в «драйв». — Ты скрывала у себя человека, — перехожу на шепот.  — Прежде чем кого-то у себя прятать, включай голову. Во-первых, это может быть опасно, а во-вторых, ты точно так же вмешиваешься в семью. Разве нет?

— Еся меня попросила о помощи.

— Меня о ней тоже попросили. У тебя шнурок развязался, — смотрю на ее ноги в белоснежных кроссовках.

Она не шевелится. Смотрит на меня, вот-вот, блин, загипнотизирует. Нервно ведет плечом. Отворачивается, так что теперь я вижу ее в профиль.

Прищуриваюсь. У нее глаза слезятся.

Да тут все прозаичнее. Она же не просто злится на меня. Она винит себя. Скрутило вон всю.