Проделанная за эти три месяца работа вылилась не только в «геморрой», но и в перспективы, как и обещал Иван Александрович при нашей первой встрече. Буквально три дня назад Ротмистрова взяли, за ним потянулся целый шлейф из экскрементов, тех самых, о которых говорил Токман.
Как он и хотел, через Ротмистрова его команда вышла на целое коррупционное гнездо из генералов.
— Там все написано, — запоздало отвечаю на вопрос подполковника.
— Говорят, начальник управления лично проявил инициативу и подписал приказ.
— Так бывает, — пожимаю плечами, просто не имея права посвящать Самсонова в детали.
Самсонов фыркает и, швырнув ручку на стол, подскакивает на ноги.
— Пошел вон!
Его голос еще с минуту бьет по барабанным перепонкам, разносясь в голове глухим эхо.
То, что отпускать он меня не хочет, было вполне ожидаемым. Несмотря на все свои косяки, план я всегда выполняю. И пара последних висяков перестала быть таковой именно с моей помощью. Не хотелось бы кичиться своими заслугами, но, если быть объективным, мы с Жориным тащим на себе весь оперской состав.
— Да ты сегодня с корабля на бал, — басит Жора и протягивает руку.
Отвечаю на рукопожатие, вопросительно приподнимая бровь.
— У нас труп.
— По коням.
Мы выезжаем сразу же.
Вообще, убийство на заброшке не имеет никакого отношения к нашему отделу территориально, но дело с предыдущей подобной смертью в разработке у нашего следака. Скорее всего, теперь вся эта канитель перейдет в Следственный комитет. Но выехать и отметиться нужно.
После обеда звоню Оле. Она не сразу берет трубку. По голосу слышу, что волнуется. Сегодня нам предстоит еще одно испытание. И не только нам. Моему отцу в очередной раз придется поднатаскать свою выдержку, хотя раньше у него с этим проблем не было. Но, когда дело касается Оли, может быть всякое.
— Ты чего там, паникуешь? — беру свой кофе и выхожу на улицу из бургерной недалеко от отдела.
— Давай я не пойду. Скажешь, что у меня температура, съездишь один, поздравишь маму…
— Не прокатит. Отпаривай платье и будь готова к восьми.
— Это жестоко, Кирилл, — она вздыхает.
— Оль, это показательный момент. Отцу наш с тобой союз не нравится, но он должен понять, что его никто не спрашивал, это первое. А второе, что, как бы он ни выпендривался, ему придется терпеть нас на подобных праздниках.
— Кирилл… это точно закончится скандалом.
— Не закончится. На меня, кстати, пришел приказ, так что можешь чемоданы не распаковывать, — смеюсь, — думаю, что дней через десять нас здесь уже не будет.
— Уже? Через десять?
Она снова впадает в панику, которая теперь меня даже слегка забавляет.
— Все нормально будет. Пошел работать.
— Иди.
Оля целует меня на словах и отключается.
До вечера, с барского плеча Самсонова, я с головой закапываюсь в бумаги. Пишу рапорт по последнему делу, где слегка превысил полномочия, если это можно так назвать, и пару раз выхожу на улицу с Жорой покурить. Курит он, я просто стою рядом, привалившись спиной к стене.
Мама звонит около пяти, в сотый раз спрашивая, приедем ли мы. Когда слышит положительный ответ, шумно выдыхает.
К себе на квартиру добираюсь, как и обещал Оле, в восемь. Она встречает меня в красивом синем платье, а я на пару мгновений ловлю себя на мысли, что очень хочу его с нее снять и действительно никуда не ехать. Где-то на подкорке у меня подзуживает ощущение, что она именно на это и надеется. Не зря же так часто облизывает губы и будто невзначай скользит пальцами от щиколотки к бедру, собирая подол платья гармошкой.
Залипаю на этом действии, а Оля лишь хлопает своими пушистыми ресницами.
— Чулок сполз, — добавляет для пущей убедительности.
В мой же башке рисуется не самая невинная картинка.
— Я в душ, — сглатываю вставший в горле ком, решая до Оли сейчас даже не дотрагиваться. Рванет. А платье ее уже через минуту будет благополучно валяться на полу.
— А, давай иди-иди, — говорит с придыханием. Зараза.
Стою под ледяным душем и давлю лыбу.
Иногда ловлю себя на мысли, что все еще не верю в то, что это реальность. Олька теперь моя реальность, а не мечта детства.
Девочка, по которой я пускал слюни, теперь со мной. Буквально за этой стеной. Девочка, которая не желала мне давать ни единого шанса. А я, как любой зарвавшийся сопляк, утверждался в своей неотразимости, затаскивая в свою койку кучу каких-то левых баб, вместо того чтобы включить мозги и сделать для нее что-то по-настоящему стоящее.
С другой стороны, я уже давно сросся с мыслью, что насильно мил не будешь. Тогда я был для нее никем. Чужим человеком, к которому она не испытывала и доли симпатии. Разве можно кого-то принудить быть с тобой? Вряд ли.
Вероятнее всего, действительно должно было пройти время. По крайней мере, так мне думать гораздо легче, чем в сотый раз мусолить мысли об упущенном времени.
— Оль, — открываю шкаф, — тебе на глаза моя черная рубашка не попадалась?
— Эта?
Поворачиваю голову, замечая свои шмотки висящими на вешалке системы отпаривания.
— Я погладила, просто.
— Спасибо.
— Будешь должен, — она снова улыбается и подкрашивает губы телесной матовой помадой.
— Без проблем. Выбирай все что хочешь.