Официантка приносит его заказ, откупоривает коньяк и разливает темно-коричневую жидкость по бокалам. Осушаю залпом, не морщась. Не могу вынести этот день. Ситуация не меняется, легче не становится. Только еще больше загоняюсь, представляя в самых страшных картинках, как Минаевские руки трогают ее нежную кожу. Скулы сводит судорогой от того, как сильно я сжимаю челюсть, в попытке не завыть от боли. Все обострилось в разы. Устало провожу пальцами по глазам, потирая их и сдерживая слезы. Я реально с этой девчонкой стану тряпкой. Просто устал бежать за ней, искать ее, не хочу и не могу без нее. Верните мне любимую женщину, и я откажусь от всего, что имею.
Какой смысл существовать, если еще будучи подростком я сделал ее причиной для того, чтобы жить? Все всегда крутилось вокруг нее, все мои действия были направлены на то, чтобы быть с ней. Я даже бизнесом стал заниматься, потому что хотел прийти к ней состоявшимся и успешным мужчиной, а не хуй пойми кем. Для самого себя мне ничего не нужно было никогда.
Да, я зависим от нее. Наверно, психологи посчитают, что у меня явно есть проблемы. Да я и не отрицаю, но менять ничего не собираюсь. Я мечтал почувствовать хоть раз любовь, когда оказался в детдоме, выброшенный и забытый. Искал эту чертову любовь везде и нашел только в ней. Теперь держусь за это чувство так крепко, как только могу.
Да, больная такая любовь. Зато самое сильное и прекрасное чувство, что есть в моей жизни.
— Мы будем брать штурмом дом? — устало сиплю.
— Да куда ты торопишься. Все сделаем тихо, с Ткачом нужно деликатно. Нужны переговоры, для начала, — Кристенко откусывает розовый кусок форели, смачно причмокивая. А меня от любой еды мутит. Стресс сказывается.
Осушаю второй бокал.
— Я не смогу еще сутки продержаться. Могу делов наделать, — честно признаюсь.
— Давай я тебя в КПЗ посажу. Отсидишься, подумаешь обо всем.
— Хорошая идея, — поддакивает Мишуров.
Юмористы хуевы. Мне не смешно.
— Парень, послушай, мы все прекрасно тебя понимаем, — Мишуров делает лицо серьезным, — Несмотря на то, что мы все тут серьезные дядьки, любовь для нас также важна. И твоя пока жива, ходит, ест, спит. А моя умерла. У тебя хотя бы есть шанс быть с ней. А у меня только один вариант, это туда, — поднимает глаза к потолку.
Да, Алиска говорила, что его жена умерла от рака.
— Согласен. Моя жена, бывшая, хоть и жива, но рядом тоже нет. Разлюбила. Так что у тебя есть все шансы наладить жизнь, она жива и любит тебя, — Олег Викторович делает жадный глоток, причмокивая.
Блять, они правы, безусловно. Я тут растекся как кусок дерьма, жалея себя. Просто чертовски устал бороться за наше с ней счастье. Чертовски устал, каждый раз упускать ее из рук.
— Что делать то будем?
— Для начала перестань глушить боль в алкоголе. Нужен чистый разум, — Кристенко откидывается на спинку кресла, — Чтобы ты вышел на диалог с Ткачом. Иди с повинной. Он ждет твоего покаяния.
— Сука, может на колени еще встать? — истерически хмыкаю.
— Если понадобится, то встанешь.
А я не сомневаюсь, что Ткач не упустит шанса поглумиться. Захочет унизить меня максимально, втоптать в грязь. Что ж, если такова цена любви… То я согласен.
Глава 40
Наши дни
— Я заметила вы совсем ничего не съели. Такой молодой и красивой девушке не стоит голодать, — Тамара бесшумно подходит к моей кровати и ставит на тумбочку поднос с ароматным пловом. Желудок стягивает от голода, все-таки она права, я сегодня не притронулась к еде. И это не было протестом, просто не хотелось.
— Спасибо, — благодарю женщину.
Она кивает, отходя к двери, но останавливается. Мешкается, хочет что-то сказать, но видимо отец приучил не говорить пока не разрешат.
— Говорите, Тамара, — стараюсь улыбаться. Женщина уж точно ни в чем не виновата, и спускать на нее всех собак я не собираюсь.
— Вы простите, я лезу не в свое дело, — она переминается с ноги на ногу, отпускает руку с ручки двери, — Константин Петрович жесткий и принципиальный человек, но он вас любит. Несмотря на то, что подавляет вашу волю.
— Тамара, а у вас есть дети?
— Сын, — кивает она.
— Разве вы подавляете волю сына, указывая, где и с кем ему быть?
Она на секунду задумывается, но усмехнувшись, качает головой.
— А я не Константин Петрович, у меня обычная жизнь. Я не говорю, что он прекрасный человек. Все мы не без греха. Но то, что он вас любит — чистая правда. Ни дня не прошло, чтобы он не говорил о вас.
— Тамара, он отдал меня совсем маленькой девочкой в детский дом, а потом заплатил приемной семье, чтобы они меня удочерили. Все это время он был рядом, но не захотел, чтобы рядом была я, — смахиваю непрошеную слезу. Обида детства прорывается, расталкивая броню. Я плачу не из-за себя, а из-за той маленькой Алисы. Которая сражалась с этим злым миром в одиночку, думая, что совсем одна, пока самый родной единственный человек жил себе припеваючи.
Никогда я этого не пойму и не приму. Хотел спрятать, увез бы в другой город или страну. Или как там еще делают богатые люди. А судя по этому дому у отца проблем с финансами нет. Но нет же, выбросил как нашкодившего котенка.