Недетские забавы

— Ну-у-у, скажем так. Личного интереса, конечно, у меня нет, — тут я лукавлю, на самом деле мне интересно знать, как сложилась его судьба после детдома, — но с точки зрения моей работы, то чем доверительнее отношения с клиентом, тем проще ему помочь. Я смогу тебе доверять, если буду знать лучше.

— Давай, я готов ответить на твои пять вопросов. Любые. Но при одном условии.

— Разумеется, разве могла я подумать, что будет так легко. И что ты хочешь?

— Ты тоже ответишь на мои любые пять вопросов.

Я отстраняюсь от Федулова, и молча начинаю складывать вату и перекись обратно в аптечку.

— И зачем тебе что-то знать обо мне?

— Потому что доверительные отношения строятся с обеих сторон, Алиса. Так что? По рукам? — Павел протягивает свою ладонь в мою сторону.

Я стою в ступоре несколько минут, после чего протягиваю свою, и мы пожимаем друг другу руки, закрепляя наши договоренности.

Мужчина ведет меня в гостиную, где мы комфортно располагаемся на креслах, стоящих напротив друг друга. Павел наполняет свой бокал янтарной жидкостью, а мне любезно предлагает бокал красного сухого.

Я подгибаю свои босые стопы под себя и делаю большой глоток, чтобы немного расслабиться. Федулов молча наблюдает за мной, и по его губам гуляет расслабленная полуулыбка. Наверно, таким спокойным и не отталкивающим, я не видела его никогда.

— Кто первый начнет? — я решаю разрушить неловкую тишину.

— Уступлю, — Павел отпивает из своего стакана, разрешая начать.

— Как зовут твоего пса?

«Мда, Алиса.»

Видимо, Федулову тоже смешно от моего вопроса, потому что он закатывает глаза и откидывает голову назад.

— Смешная ты. Ладно, хочешь потратить свой первый вопрос на эту информацию, я не против. Его зовут Кингстон.

Мое сердце сжимается. «Кингстон, не может быть.»

— Что-то случилось? Ты вся побледнела.

Я нахожусь в легком шоке, ведь так звали пса, который жил у нас в детдоме. И над которым Павел издевался каждый божий день, а я защищала. За что потом тоже от него получала. Это был самый мой любимый пес. И он умер у меня на руках…

— Нет, все в порядке. Просто вино резко в голову ударило, я редко пью.

Я решаю перевести тему, чтобы он не ничего заподозрил.

— Хорошо, красавица. Тогда расскажи, как ты выбрала адвокатскую деятельность?

«Красавица, серьезно? Я же не в его вкусе.»

— У меня с детства было обостренное чувство справедливости. Поэтому я интуитивно всегда знала, чем буду заниматься. Всегда хотелось доказать, что правда сильнее любого зла.

— Это глупо. Деньги сильнее правды.

— Я так не думаю, Павел. Но спорить, если честно, не хочу. Ты спросил — я ответила.

— А я бы хотел, чтобы ты поспорила. Ты частенько подстраиваешься, гибкая. В постели это хорошо, в жизни нет.

— Как это мы так быстро к постели перешли? — я лукаво гляжу на мужчину, снова делая жадный глоток.

Он явно пытается меня спровоцировать.

— Твои голые ступни навеяли мысль о постели, — он наклоняется корпусом в мою сторону и улыбается.

— Фетишист?

— Готова потратить свой второй вопрос на это? — мужчина откровенно издевается.

— Нет, Павел, мне неинтересно. Просто ты говорил, что я не в твоем вкусе.

Не знаю почему, но мне не дает это покоя. Либо действительно алкоголь в голову ударил, либо просто задетая самооценка.

— Ничего не изменилось. Все еще не в моем вкусе.

— Отлично. В таком случае, я продолжу. Как ты оказался в детдоме?

Брови мужчины сразу хмурятся. Заметно, что вопрос ему не нравится и отвечать он на него не хочет. Но правила есть правила.

— Я сын проститутки, она залетела от какого-то сутенера, который потрахивал ее между клиентами. Говорят, что любила его, хотела ребенком привязать. То есть мной. А когда дело дошло до родов, то никому она ненужной оказалась. И я оказался на том же дне. До четырех лет я жил с ней и мотался по всяким борделям, а потом она отдала меня в детдом. Вот и сказочке конец, а кто слушал — молодец.

Не знаю почему, но мое сердце обливается болью за маленького мальчика. Он рос с самого начала в жестоком мире. А я — в тепле, заботе и любви до детдома. Он не знает, что такое любовь, а я знала всегда. Поэтому наши миры никогда не пересекались, даже в детском доме мы были под одной крышей, но абсолютно в разных мирах.

В уголках глаз начинает скапливаться влага, и слезы вот-вот готовы пуститься вниз по щекам. От мужчины это не утаить.

— Ты собралась реветь? Жалеешь меня? Не смей, — я чувствую, как внутри него назревает злость.

— Нет, конечно нет. Просто меня это тронуло. Ты через многое прошел.

Он отворачивается в сторону и молчит.

— У тебя оба родителя есть? — Павел резко задает вопрос, заставая меня врасплох.

— Да, конечно. А почему ты спрашиваешь?

— Ты напоминаешь мне одного человека из моего прошлого. И имя такое же. Но этого человека больше нет в живых.

«Что он несет?»

— Кого?

— Я рос в детдоме с одной девочкой, ее тоже звали Алиса. Когда ей было четырнадцать, ее удочерили, а три года назад, наводя справки, оказалось, что она погибла через год после того, как ее забрали.