Недо

Вышли к трамвайной линии, увидели, что подходит трамвай, побежали через дорогу, хотя свет был красный, но машин почти не было, лишь одна издали с укоризной погудела им, напоминая о том, что могло бы случиться, если бы она была ближе. Грошев бежал и радовался тому совместному, дружескому и весело-правонарушительному, что было в этом беге. Как сообщники они бежали.

Успели, вскочили в трамвай, смеялись, глядя друг на друга. Грошев достал бумажник, в котором была его социальная карта, приложил, высветилась зеленая галочка.

– А мне как? – спросила Юна.

– Купить билет.

– И сколько?

– Не помню. Даже смешно. Я почти три года пенсионер. В метро, в трамвае, везде бесплатно.

– Хорошо живете!

Пожилая женщина, сидевшая у окна с сумкой на коленях, услышала их разговор и отозвалась.

– Москва все-таки! – сказала она с уважением. – А билет пятьдесят пять рублей стоит.

– Фигасе!

– Контролеры недавно были, вряд ли опять пойдут, – сообщила словоохотливая женщина. – Но лучше все-таки взять. Я очень скромно жила, но никогда без билета не ездила. Зато возьмешь и едешь спокойно. А то сиди и трясись: вдруг контроль. Штраф-то бог с ним, но позора не оберешься! А главное, три копейки стоило-то всего! Но в наше время, вот мужчина не даст соврать, и три копейки были деньги. А сейчас пятьдесят пять рублей – пустяки, купить нечего.

Женщина была – или выглядела – старше Грошева, его покоробило, что она приравняла его к себе. У него было, как и у всех нас, разное восприятие других и себя: ровесники кажутся нам старше, чем мы сами, причем намного.

И вот – напомнила о возрасте болтливая старушка. И Юна не могла не обратить на это внимание.

Но если и обратила, ему-то какое дело, он разве намерен молодиться перед нею? Зачем, для чего?

С этими мыслями и разговорами время прошло быстро, да и ехать-то всего одну остановку, и вот уже выходить.

– Всё? – удивилась Юна.

– Всё. Не успели заплатить.

– Я и не собиралась!

Вернувшись домой, занялись приготовлением еды. Грошев заварил чай, достал хлеб, подсушил в тостере, намазал два куска маслом, а потом медом. Поглядывал на Юну: видишь, и я могу, как бабка!

– Варенья клубничного нет, извини.

– Она и с медом делала, тоже хорошо.

После обеда и чая Грошев достал из письменного стола толстую папку с выведенной фломастером цифрой «I» на обложке, а из папки – стопку листов в прозрачном файле.

– Для правки всегда распечатываю, – объяснил он. – Писать могу на чем угодно, даже на телефоне, а читать и править надо все-таки с бумаги.

Налил себе еще чаю, поставил в центр стола пепельницу, приготовился.

– Почему хочу вслух – потому что это устный вариант. Я до этого раз двадцать начинал и так и сяк, и все не так, все литература получается. Героев по-разному называл, события допридумывал. Не хочу литературу, хочу, чтобы все живо было, по-настоящему. Поэтому решил не буквами, а вслух. Будто рассказываю. Нет, потом поправил кое-где, но это устная речь, если какие-то повторы или что-то не совсем связное – так надо.

Он отхлебнул чаю, закурил.

– Но это все-таки не совсем я рассказываю, это от лица героя.

– Не про себя?

– Про себя, но какие-то детали другие. Не документальное повествование, а художественное. А в целом все так. В самом главном. Имена все сохранил. Потом, может, изменю.

Он затушил сигарету, взял листы.

– Если захочешь что-то сказать – ну, мало ли, мысль какая-то возникнет, что-то не понравится или наоборот, или вопросы какие-то, запоминай, потом все скажешь.

– Хорошо.

И Грошев начал, прочитал заголовок:

– «Недо».

И тут же пояснил:

– Это название такое. Есть слова – недоесть, недопить, недоумение, недоговоренность. Когда что-то начато и не закончено. Приставка как существительное. Отдельное понятие. Но к нему можно присобачить что угодно. Название – как метафора, образ.

– Дошло, читай уже!

– Читаю.

НЕДО

Здравствуй, Танечка.

Только начал и сразу начал тупить. Какое может быть «здравствуй», если человек умер?

Прочитав это, Грошев глянул на Юну. Хотелось увидеть реакцию на это эффектное начало.

Юна тут же спросила:

– Ты ко мне, что ли, обращаться будешь? Очень приятно – будто я мертвая!

– Как к слушательнице!

– Все равно не надо! Я смущаться буду. Получится, что ты читаешь, а сам смотришь, как я слушаю, а я такая должна по струночке сидеть. Напрягает.

– Может, тебе в другую комнату выйти и оттуда послушать?

– Зачем? Ты мне фотографии показывал, возьми какую-нибудь, поставь перед собой, смотри на нее и читай. Это будет правильно.

– Возможно. Да, пожалуй.

Грошев сходил за фотографией. У него был портрет Тани, девять на двенадцать, она снималась в ателье, получилась очень красивой, фотография без рамки, но на картонной подложке, на паспарту. Прислонил к объемистой пузатой сахарнице, снизу подпер ножом, чтобы не соскользнула.

Здравствуй, Танечка.

Только начал и сразу начал тупить. Какое может быть «здравствуй», если человек умер?