Недобрая старая Англия

Свидетели тоже позабавили присутствующих. Чего только стоил бидль, которого Боултон назвал: «Ах, ты, моя душечка!» Или торговец Кокс, который едва не плевался, вспоминая, как он поцеловал Боултона (тогда Боултон был одет в мужской костюм, но мистер Кокс принял его за переодетую девицу). Судя по судебным записям, в зале не смолкал смех. «Фанни» и «Стелле» удалось перенести атмосферу водевиля с театральных подмостков в суровые стены «Олд Бейли». В итоге проще было счесть их чудаками, заигравшимися в театр, чем содомитами. В конце концов, присяжные вынесли оправдательный приговор, который присутствующие встретили аплодисментами и криками «браво!». На скамье подсудимых Боултон закатил глаза и упал в обморок. Новый взрыв хохота.

Процесс Боултона и Парка можно сравнить с судом над Оскаром Уайльдом в 1895 году. Вот где хочется перефразировать расхожее высказывание: история повторяется дважды, первый раз как фарс, второй — как трагедия. Но что же произошло в 1895 году? Почему приговор Оскара Уайльду оказался не в пример строже? Почему его не спасла даже мировая слава? Чтобы ответить, надо вспомнить, что между этими двумя процессами произошли два важных события. Во-первых, была принята «поправка Лабушера». Во-вторых, на Кливленд-стрит разразился скандал, в котором, если верить слухам, был замешан внук самой королевы.

Скандал на Кливленд-стрит

Самый громкий скандал конца 1880-х начался с незначительного эпизода — расследования мелких краж на центральном телеграфе. 4 июля 1889 года констебль Люк Хэнкс допрашивал мальчишек-посыльных, разносивших телеграммы. У одного из них, пятнадцатилетнего Чарльза Суинскоу, в карманах было обнаружено целых 18 шиллингов. Казалось бы, воришка пойман, но правда была еще горше. Чарли Суинскоу признался, что вместе с другими посыльными подрабатывает в гомосексуальном борделе мистера Хэммонда по адресу Кливленд-стрит 19. Там они ложились в постель с богатыми и знатными господами и получали за это по 4 шиллинга.

В деле появились новые фамилии, причем достойные пера Диккенса — Суинскоу упомянул Джорджа Алма Райта и Эрнста Тикбрума, а завербовал их некий Гарри Ньюлав, тоже бывший посыльный. Расследование сразу же изменило направление. Какое уж тут мелкое воровство, если на центральном телеграфе творятся такие непотребные и, главное, преступные дела? Ведь Суинскоу рассказал, что занимался сексом с Ньюлавом прямо там, в уборной. «Поправка Лабушера», запрещавшая любые гомосексуальные акты, пришлась констеблям очень кстати.

На следующий день Хэнкс отчитался перед начальством, и дело решено было поручить инспектору Абберлайну, одному из самых известных детективов своего времени, расследовавшему преступления Джека Потрошителя. Абберлайн немедленно получил ордера на арест Хэммонда и Ньюлава, которых обвиняли в преступном сговоре с целью сводничества и подстрекательства к «совершению омерзительного преступления — содомии». Но Чарльз Хэммонд, содержатель того самого Содома на Кливленд-стрит, держал ухо востро. В молодости он сам занимался проституцией и отлично знал, что можно ожидать от полиции. Еще до обыска он успел собрать пожитки и вместе с женой-француженкой, проституткой по имени Каролина, покинул Лондон, а затем и Англию. Некоторое время он обретался во Франции, но, опасаясь экстрадиции, потом уехал за океан, в США, где и затерялись его следы.

Тем не менее полиция добралась до Гарри Ньюлава. Во время допроса он буркнул: «Несправедливо, что я влип в неприятности, а важные особы гуляют на свободе». Он назвал несколько имен, в том числе лорда Артура Сомерсета, сына герцога Бофора, и лорда Юстона, наследника герцога Графтона. То были знатные и уважаемые господа, близкие ко двору, но и столпы общества пошатнулись.

Лорду Сомерсету исполнилось 38 лет. Он был блестящим кавалерийским офицером, шталмейстером и другом принца Уэльского. Как писал журнал «Вэнити фэйр», «это лучший из сыновей, истинный Сомерсет, настоящий джентльмен, отличный спортсмен и благожелательный человек, полный здравого смысла. К нему благоволит прекрасный пол…» [48]. Однако, как видим, за благопристойным фасадом семейство Сомерсетов прятало бурную личную жизнь. Восьмой герцог Бофор, отец лорда Сомерсета, питал страсть к юным особам, чем моложе, тем лучше, а старший брат Артура, лорд Генри Сомерсет, завел роман со своим лакеем. О похождениях лорда Генри узнала его жена Изабелла, и супруги разъехались. Так что лорд Артур действительно был «истинным Сомерсетом», продолжателем семейных традиций. Разумеется, он отрицал свою причастность к нехорошему дому, и полиция не стала его задерживать. Но в покое тоже не оставила.