Хозяева не заботились о благополучии маленьких подмастерьев. Дети спали в подвалах и на чердаках. Кормили мальчишек плохо, ведь чем тоньше трубочист, тем больше от него пользы. Трубочисты редко мылись, поэтому год за годом на их теле накапливались слои сажи, что приводило к раковым заболеваниям.
Во второй половине XIX века в сфере детского труда произошли изменения. Еще в 1804, 1817 и 1819 годах предпринимались попытки запретить наем детей до 10 лет, но все законопроекты результата не приносили. Лишь в 1840 году английский парламент запретил забираться в трубы лицам до 21 года. К сожалению, штрафы были так малы, что этот закон мало кого останавливал. Но в 1864 году штраф повысили до 10 фунтов — значительная сумма по тем временам. Новая мера получила как юридическую, так и общественную поддержку, и эксплуатация маленьких трубочистов пошла на спад.
У ребятишек, работавших на улице, появилась возможность выбиться в люди. В 1840-х годах только 20 % маленьких лондонцев ходили в школу или обучались на дому. В 1860-х годах эта цифра возросла, и уже половина всех детей в возрасте от 5 до 15 лет посещала школу. Чаще всего дети улиц ходили в так называемые «ragged schools» — «школы для оборвышей», в которых они получали бесплатное начальное образование, а иногда и тарелку супа в придачу. С 1880 года начальное образование для детей до 10 лет стало обязательным.
По мере того как благосостояние нации возрастало, а условия жизни улучшались, в детском труде отпала необходимость.
От некроза до профсоюза: девушки со спичками
О том, каким тяжким, опасным и унизительным был труд рабочих в XIX веке, многие из нас еще помнят по трудам Маркса и Энгельса, прочитанным на курсе по истории КПСС. Поэтому оставим в стороне профсоюзы и рост сознательности среди пролетариата и поговорим о болезнях. Точнее, о профессиональных заболеваниях. Впрочем, нет. Вспомнить историю борьбы рабочего класса нам все же придется, поскольку именно некроз челюсти привел к одной из наиболее известных и успешных забастовок XIX века. Повлияли на нее и другие причины, но некроз челюсти был, конечно, самой живописной из них.
В XIX веке Великобритания стала индустриальным гигантом. В Шеффилде, Бирмингеме, Вулвергамптоне, Абергавенне расположились металлургические заводы, в Уэльсе добывали уголь и железо, в Стоке-на-Трентоне выпускали фарфор и керамику, Лестер и Ноттингэм славились текстилем, а на севере, в Лидсе, Брадфорде, Манчестере, жужжали станки на хлопкопрядильных заводах. По сравнению с цветущим югом, север Англии был более индустриализированным, здесь находился «Черный край», укрытый траурным полотном из заводского дыма.
Вполне понятна реакция Маргарет Хейл, героини романа «Север и Юг» Гаскелл, впервые увидевшей унылый промышленный город:
Как на севере, так и на юге, участь рабочих была незавидной. Они просыпались в тесных комнатенках, душных летом и промозглых зимой, и пешком шли на фабрику, порою под снегом или дождем. На работе их поджидали полутемные, плохо проветриваемые помещения, где им предстояло провести 12, 14, а то и 16 часов. О технике безопасности в те годы не задумывались, хозяевам едва ли хотелось тратиться на ремонт помещений, защитную одежду или душ для рабочих. Пусть радуются, что их вообще наняли. А если вздумают роптать, их можно заменить ирландцами, которые будут работать за любые гроши. Законодательство постепенно менялось — например, в 1864 году был принят Фабричный акт, делавший упор на вентиляцию помещений. Но законы легко было игнорировать, и на фабрике хозяева были в своей власти.