Недоброе утро Терентия (СИ)

Вий автомат отбросил. Патронов уже нет! Ружье схватил. Бах-бах! — и заламывать, патроны пихать. Еще гадины к нам прыгают! Я ввалил из обреза, сразу — дуплетом! Откинуло одну. Наглухо положил! Вторую — в бок задело. Крутанулась она на хвосте своем, завалилась на бок и давай на месте метаться! Подняться не может, хвостом лупит во все стороны. Кажется, Толяна ударила. Вот невезуха-то мужику... Вий снова пальнул. Хорошо дал. Угомонил тварюку! Махал-Махалыч патроны из сумки трясет. Матом снова кроет, что сумка неудобная. Кричит, что дурень делал, да только и хер ему в руки доверить! А я помню, что сам он эти сумки делал, но молчу. Чо зазря человеку кураж обламывать?! Свои из сумки вытряс. Те, что к карабину. Нету у меня дробовых больше! Ну чего поделать... Схватил карабин, открыл затвор. Перезаряжаемся!

Снова толпа на нас полезла. Попрыгали в будку, ухватились лапищами за края. Вторую створку оторвали! Еще к нам попрыгали. Толкаются, хвостами машут. Глаза злющие! Зубами щелкают... Мы к кабине, к Васяке ближе отошли, прижались спинами к стенкам. Некуда нам больше отступать! Пальнули по ним из четырех стволов. Сразу расчистилось пространство от гадин. Да на долго-ли?! Перезаряжаемся. Еще выстрел! Вот сейчас, подаренный мне Вием карабин, показывал себя во всей красе. Когда гадины перли толпой и за первой, стояли еще, — пуля «Баррикада» прошибала их насквозь. Причем всех! Любо-дорого видеть, как от одного выстрела, валится целая шеренга серо-зеленых, уродливых тел! Только зарядов маловато... Приходилось постоянно докидывать патроны в магазин. Чем я прямо сейчас и занялся, опасаясь остаться один на один с тварью, да при пустом оружии! А это — время. И риск! На мое счастье, Петр к нам подключился. Тоже ружье дробовое взял. Сразу палить по гадинам начал! А они снова прыгают к нам. Толпой уже прыгают. Воротин-то нет! Заходи, как говорят — не парься! Так они и не парились, еще и еще прыгают... Смотрю, а сзади новые их поджимают. Палим по ним, бьют заряды по телам серо-зеленым, падают они на дорогу из машины нашей, а следом, еще прыгают. Еще и еще! И их все больше и больше... — А гранаты?!

— Нету... — Вий сплюнул.

— Ох хреново...

— Делать-то чего?!

— Не знаю... — Вий покачал головой. Он посмотрел в сумку на оставшиеся заряды. Вздохнул. Глянул на меня. В глазах тоска. И так понятно, что там пусто...

Мужики, тоже похмурели. Раненый Толян на жопу сел. Стоять уже не мог. Херово ему... Махал-Махалыч вынул один патрон и сунув его в казенник, резко захлопнул замок.

— Последний!

Петр ругнулся и показал в своей ладони три патрона к Белке и один дробовой. Зарядил, что осталось в ружье и Белку. Последних два патрона, он зажал зубами, чтобы не искать их, когда надо будет перезаряжать. Я посмотрел на Василия: Тот гнал машину во весь опор и полностью сосредоточился на дороге, пытаясь как можно меньше попадать колесами в ямы.

— Дорога очень хреновая. Да и движок считай кипит... — Васяка грустно улыбнулся. Все его лицо было в крови. Досталось и ему...

Я дернул затвор на себя и перевернув карабин, заглянул в трубу магазина. Пусто! Сумка — тоже пустая. — И когда успел все выстрелять?!.. — вопрос, конечно-же был в пустоту.

Твари были уже в трех метрах от нас. Мужики пальнули из всех стволов, и еще немного сократили поголовье этих уродов, тем самым выиграв нам расстояние, и хоть чуточку времени, чтобы подумать. Найти выход из такого положения. Херового положения! Еще чуть, и нас просто раздавят! А умирать-то, ох как не хочется...

Посмотрел я на мужиков: Вий ружье положил, топор в руки взял. Махал-Малыч за стволы ружья ухватился, прикладом отбиваться собрался. Петр последний патрон в Белку сунул. Толян лежит. Бледный. Обрез в руках. Видать патроны еще остались. Целится на выход из будки. Только руки гуляют. Дрожат. Трясет его, слабый совсем! Твари новые в будку к нам полезли. А мне вот, Иван вспомнился, тот, что в Славном погиб. И волчка семья. Щенки, да жонка его — волчица. Как плакал он за ними... Всех твари эти поубивали. И нас сейчас возьмут! И че-то дурно мне стало. И страшно... Как вдруг, поднялася волна черная в груди моей. Даже сильнее той, что в детстве была, когда мужиков мутузил за вороненка. Да такая, будто смерч закрутило! Враз злоба меня захлестнула. Красное все перед глазами сделалось. Зарябило, затуманилось, а потом сразу — ярко, четко стало! Шустрое мое зрение сделалось! Хватают глаза каждую гадину отдельно. Как бы они ни шмыгали перед глазами, все одно, — отчетливо вижу! И горячо мне сделалось. Прямо запекло внутри! Кулаки сжал, чую, будто пружина во мне скрутилась. А потом, как раскрутится!