Недобрый ветер

И правда, его слова резали слух. Еще недавно, когда он действительно голодал, ничего подобного я от него не слышал.

Мы поели не торопясь, со вкусом. В вагоне было немного пассажиров, мы сняли ботинки и положили ноги в одних носках на соседний диван. Джой съехал на самый краешек сиденья, чтобы его ноги оказались вровень с моими.

— Ты подрос, Джой, — сказал я ему, — несмотря ни на что!

Он довольно улыбнулся: я редко его хвалил. Прошел кондуктор и шутливо щелкнул Джоя по носу компостером.

— Ездили на каникулы? — спросил он нас.

Мы с Джоем переглянулись.

— Да, пожалуй, так можно сказать, — ответил я.

Но кондуктор не очень-то нами интересовался, просто спросил из вежливости. Кивнув, он прошел дальше. Женщина, сидевшая через несколько рядов от нас, остановила его, и мы слышали, как он ответил:

— Будем в Чикаго примерно через два часа, мадам.

При этих словах я невольно вздрогнул. Родители могли так отвыкнуть от нас, что мы им покажемся чужими. Придется заново узнавать друг друга. Мы будем скучать по Лонни, бабушке и Дженни. С мамой, конечно, будет просто. С ней можно обо всем поговорить, все рассказать: о том, как я работал в балаганах, как играл в ресторане в Омахе. Расскажу ей о Дженни, а может быть, даже и об Эмили. Китти тоже будет интересно. Она настоящий друг, на нее можно положиться. Известить ли мне мать Хови? Как она отнесется к известию о гибели сына? Больше всего я боялся встречи с отцом. Каким он будет теперь, что мы скажем друг другу? И снова мне вспомнилось, как давным-давно он укачивал меня на руках, сидя у камина. Обязательно расскажу ему об этом: пусть знает, что в самые тяжелые минуты я думал о том времени, когда мы с ним ладили…

От волнения я места себе не находил.

— Не знаю, Джой, что нас ждет, ведь в Чикаго по-прежнему плохие времена.

Но Джой был спокоен.

— После всего, что с нами было, мы нигде не пропадем, — сказал он уверенно и откинулся на спинку дивана.

— Ты прав, — я выдавил из себя улыбку.

Не мог же я показать этому птенцу, что мне страшно!

Вскоре вдоль полотна потянулись унылые, ветхие кварталы, которые даже весеннее солнышко не красило. Дома тесно жались друг к другу, заводские трубы напоминали узловатые руки рабочих, грозно поднятые к небу; дым струился не из всех. Поезд замедлил ход, пассажиры засуетились, потянулись за чемоданами и сумками.

— До остановки еще полчаса, — объявил кондуктор, но его никто не стал слушать. Все хотели быть наготове, чтобы не мешкая выбраться из вагона. Только мы с Джоем сидели тихо. Теперь даже мой самонадеянный братец немного струхнул: я видел, как он побледнел. Наконец поезд медленно и величественно въехал под прокопченную крышу. Так обычно ведут себя поезда, прибывающие на конечную станцию. Солнечный свет пробивался на крытые перроны узкими полосками.

— Чикаго! — крикнул кондуктор и напомнил, чтобы мы не забывали своих вещей.

Поезд остановился.

— Как ты думаешь, нас встречают? — тихо спросил Джой, робко глядя на меня.

— Наверное, — ответил я, чувствуя, что меня мутит от страха.

Не спеша мы сошли на перрон. Пассажиры, неся чемоданы, шагали к зданию вокзала. У его дверей стояли встречающие, выглядывая в толпе прибывших родственников или знакомых. Я сразу заметил маму и рядом с ней — Китти. Еще через секунду я увидел отца, всего в нескольких метрах от нас, он впился взглядом в двери соседнего вагона. По старой привычке я сразу разозлился на него: «Конечно же, мама и Китти должны ждать в отдалении, а бог и хозяин всегда впереди». Он еще не заметил нас, и мы успели разглядеть, как он изменился за эту зиму. Раньше он был такой большой и крепкий, а сейчас стал худым, сутулым, щеки ввалились. Страдания оставили неизгладимый след на его лице. И я устыдился своих мыслей. Грех злиться на него, вон он как ждет, чтобы мы с Джоем появились в дверях вагона. «Не придирайся к бедняге, — сказал я себе. — Ты и сам не сахар, разве не так?»

Мы подошли к нему, и я тронул его за рукав:

— Здравствуй, отец, рад тебя снова видеть.

Он вздрогнул от неожиданности, потом узнал нас, и его лицо озарилось. Левой рукой он притянул к себе Джоя, а правой крепко пожал, мне руку.

— Здравствуй, сын, — сказал он, — я тоже рад…

Он быстро наклонил голову и отвернулся также, как я отвернулся от Джоя в ту ночь, когда Лонни отыскал его.

Правила теже — сыновья не должны видеть отцовских слез.