Недометанный стог (рассказы и повести)

Эх, н лихая была поездка! Что там тебе тройка с бубенцами! Как-никак на хорошей скорости через три области… По дороге я стал уговаривать Н. свернуть и сделать один заезд, потому что он указал, где можно поворотить и проехать в Алепино, к Владимиру Солоухину.

Н. отговорил меня, резонно объяснив, что Солоухин в Алепино по зимам не живет, да и не приглашал он нас в гости. К тому же Н. заявил, что сердце предсказывает ему, что во Владимире нас ждет что-то очень хорошее… И поездка продолжалась.

Летел навстречу стремительный снег, ерзали «дворники» по лобовому стеклу, уютно было в теплой машине. И радио, включенное на полную мощность, щемило нам души песнями слишком рано умершего приятеля Н. Алеши Фатьянова.

— И что же вы думаете? — закончил я. — Прав он оказался, сердце не обмануло. Как раз на банкет угодили: у его приятеля, другого владимирского писателя, день рождения отмечали. Прямо к праздничному столу и заявились. Там никак понять не могли, каким образом мы добрались, Словно с неба свалились.

— Ну. это вы, конечно, в шутку рассказываете, — улыбнулся Петр. — А я ведь всерьез. Это у вас так… чудачество было. А со мной-то вот как случилось.

Мы ходили вдоль мощных, выщербленных временем, но все еще грозных и внушительных монастырских стен, сидели на лавочке, разглядывали собор, здания, церкви. И Петр рассказывал:

— От моей родной деревни до города всего-то километров двадцать. Но дорога совсем плохая — лес, местами грязь, по ней только зимой ездят. А объездом, через райцентр, все шестьдесят наберутся. Я устроился в городе, на одном номерном предприятии, где и по сию пору работаю. А по праздникам да нередко и по воскресеньям дом навещал.

Тогда ведь, когда я начинал трудовую жизнь, и в субботу работали. И я успевал таким манером. Сразу после работы пешочком домой. Ночь переночую, воскресенье отдыхаю. Выйду в обратный путь в воскресенье вечерком, к поздней ночи опять в городе. А бывало, и еще ночь прихватишь, но часа в четыре утра встанешь и как раз к работе успеешь. Я на ногу легкий был, ходил бойко. И никогда на работу не опаздывал. У нас с этим строго, дисциплинку держат.

А была у меня в деревне девчонка. И вот в такой же весенний день, тоже, значит, черемуха цвела, только потеплее он был, потопал я домой. Понятно, была суббота. Но в этот раз не собирался я идти, протянул время после работы до вечера. И вдруг стало невмоготу.

Ну вот надо и надо идти! А-а, думаю, пойду, быстро добегу. И отправился.

А перед деревней нашей речонка. Пустяковая такая речонка. Летом курица перебредет. Но не учел я, что хотя и сошла полая вода, а дождей много было.

Пришлепал я к речке уже в полутьме. Черемухи белеют, запахи такие весенние, и деревня вон на взгорье виднеется. Настроение — куда хошь. Наломал для своей залетины букет, снял одежду, стянул ремнем. Одежду в одну руку, букет в другую — и вброд.

А плавать-то я не умел, надо сказать, хоть и большущий был детина уже. В деревне всему один от одного учатся, даже курить. А мои погодки почти все не умели плавать. Да и учиться-то негде: летом речка пересохнет, хоть вдоль нее на телеге посередине поезжай.

Вода — аж сводит. Но дело молодое. Да мы мальчишками в луговых озерках купались, как только снег сойдет. Разожгем костер, накупаемся до синевы — и к костру. Так что холодной воды я не боялся.

Ступил раз — по пояс. Ступил второй — боже ты мой, по грудь уже. Шагнул решительно в третий раз — и с головой.

Летом тут бочажок бывал, я в него и угодил. Цветы утопил, одежду замочил, но не выпустил. Меня уж несет, а я хлопаю по воде и руками, и ногами. Барахтаюсь. Воды нахлебался… Когда уже ногой по дну ударил, понял, что я не плыву, а вроде по отмели ползу. Ну, выбрался на берег — и нагишом бегом в деревню: одежда-то мокрая.

Дома переоделся в сухое — и к залети не своей. И — вот ведь молодость! Знаете, какие у нас ночи, когда черемуха цветет? Холодина. И в воде побывал, и босиком побегал, а хоть бы чихнул. А когда и от сквозняка свалишься.

Ну, подружка меня встретила ни жива ни мертва. «Я, говорит, уже спать легла, вдруг вижу тебя. И что тонешь ты в большой реке. А я на берегу стою, руки-ноги мне сковало, оцепенела вся, жердинки тебе подать не могу. Вскочила, хотела сейчас на речку бежать». Я ее, конечно, успокоил. «Только в нашей речке и тонуть», — говорю. Вот видите, как может случиться!

— Да это вполне объяснимо, — сказал я Петру. — Весна, время такое. Вас тянет, естественно, друг к другу. Тоскуете. Вот вы и пошли. И она тосковала. Спать легла, а о вас думала. И знает ведь, что речка разлилась, что вам через нее брести. Стала всякая чушь сниться. Да, наверное, знала, что вы плавать не умеете. Ничего сверхъестественного, все логично, все по законам нормальной человеческой психики.