Недомолвки

К тому моменту мы перешли в старшую школу, и наш период ненависти благополучно закончился. Я грезила наяву весь десятый класс, ловя каждое его слово или улыбку, и подавляя желание коснуться ненароком, стоя рядом на перемене. Постепенно мы сблизились, шагнув за пределы общения обычных одноклассников: ходили в кино или просто смотрели фильмы дома, летом катались на велосипедах, зимой – на лыжах. Почти на всех уроках сидели за одной партой. И я не переставала тешить себя надеждой, глотая вздохи и толкуя малейшие нюансы его поведения на свой лад, но, не решаясь сделать первый шаг.

И так бы все это и продолжалось, если бы одна из наших одноклассниц не указала мне, насколько я очевидно жалкая. Она так и сказала, и эти ее слова что-то изменили во мне: я будто взглянула на нас со стороны и поняла – Артем видел во мне только друга, просто был слишком вежлив, чтобы как-то обозначить свою откровенную незаинтересованность. Случилось это в мае, перед самым окончанием десятого класса. Артем на все лето уезжал, сначала к родственникам в Латгалию, затем в спортивный лагерь. И я пообещала себе, что это лето все переменит.

Сейчас-то мне ясно какими по-детски очевидными были мои чувства, но мы с Тёмой никогда не касались этой щекотливой темы.

Ладно, почти никогда. Пьяные поцелуи и глупые, сладкие признания шепотом, на рассвете, в беседке у озера, в глади которого словно в зеркале отражались гаснущие звезды, не в счет. Это было на выпускном: мы здорово набрались на радостях и, вдоволь натанцевавшись, сбежали, чтобы побыть вдвоем. Без задней мысли – просто двое друзей, бутылка шампанского, кваканье лягушек и туман над водой.

Ночью, скрытые тенями и обласканные мягким лунным светом, мы были свободными, немного безрассудными и пьяными от поцелуев. Холодный утренний свет смыл все наваждение, и я словно очнулась. Не знаю, чего я ожидала, но, проспавшись, Тёма ничего не помнил. Поэтому, не помнила и я. И все вновь стало как прежде, вот только присутствовала некоторая, едва уловимая, неловкость с его стороны.

С возрастом он стал только лучше, но я запретила себе это замечать. Время утекало, как вода сквозь пальцы. Мы становились старше. У него было много девочек, у меня несколько мальчиков и я больше не знала, какого это – любить Артема Синицына.

2.

Сегодня пятница, тридцать первое октября. Улочки старого города шумные и живые, напоенные ароматами корицы и талой листвы; воздух сухой и морозный, пронизанный косыми лучами заходящего солнца. Почти в каждой витрине тыква с жутким оскалом и свечой в выскобленных недрах, ведьма на метле или опутанный паутиной скелет с горящими таинственным светом глазами. В барах и на улицах молодежь в костюмах зомби, вампиров и прочей нечисти – с топорами в руках, ножами в спинах и разукрашенными лицами. С некоторых пор День всех святых празднуют и в нашей прибалтийской столице. Пусть не так масштабно, как на западе, но со свойственной нам самобытностью.

Я неловко выбралась из машины, стараясь не сильно задирать ноги и не угодить каблуком в западню на выложенной брусчаткой мостовой. Стоило покинуть теплый салон автомобиля, как я моментально ощутила всю прелесть Рижской осени – холодно. Артем махнул рукой, веля заходить внутрь маленького ресторанчика, а сам уехал парковаться. Помявшись в слабых попытках побороть природную робость, я решила, что глупо отмораживать себе все самые интересные части тела, доживаясь Артема, и шагнула внутрь.

Мягкий свет, деревянные панели на стенах и приглушенная музыка. В дальнем конце – барная стойка и ряд высоких стульев. Кружевные занавески на окнах, белоснежные скатерти, невероятно-огромные свечи в стеклянных подсвечниках на столах создавали атмосферу уютную, домашнюю атмосферу. И запахи: поздних яблок, сладкой ванили, брусники и мяты. Сладко…

Я быстро огляделась: людно, шумно, но ни одного знакомого лица, поэтому Артема я решила подождать у бара. Сняла пальто и положила его на пустующий рядом стул. Почти сразу кто-то занял место рядом и окликнул меня.

– Привет.

Я удивленно моргнула – этот голос я узнаю где угодно, из тысячи других: низкий, тягучий, он взорвался в моей душе сладкой болью и хрустальным звоном колоколов.

– Привет, Вань, – отозвалась я, повернувшись и чувствуя, как губы расползаются в глупой улыбке. – Вот уж кого не ожидала тут встретить!

Холеный, красивый, с синими глазами и светло-русыми волосами, в простой белой рубашке, небрежно расстёгнутой у ворота: он был неправдоподобно хорошо собой. Махнув бармену, Ваня заказал себе виски, и вопросительно глянул на меня. Я кивнула, и он жестом попросил второй бокал.

– Давно не виделись, – чуть подавшись в мою сторону, с легкой улыбкой произнес он.

В ответ я только кивнула, чувствуя, как на моих щеках расцветают алые пятна. Поверить не могу… Как он тут оказался?