«Я тебя прощаю», – этих слов ждал Рома в надежде, что все будет, как раньше. Но отношения прежними уже не были никогда после этого: предательство оставило след, загладить который было невозможно. Аня, конечно, сказала ему, что простила, но в действительности это была шпаклевка, которая быстро плесневела. Женщины, которую предал мужчина, больше нет, есть другая – она всегда будет помнить предательство, оно будет стоять между ней и любимым человеком, изменить это нельзя, это неизбежно. Чувства, конечно же, со временем трансформируются, но любви уже не будет… Аня не могла подпустить его так близко, как раньше, не могла ему довериться… В отношениях до измены Аня не воспринимала себя и Рому до конца отдельно, они были единым целым, одна душа на двоих, после – все по отдельности. Он стал для нее чужим человеком. Прошлую любовь вернуть было невозможно после всего этого, как с ампутацией: конечности уже не будет, но можно сделать протез, и как бы люди себя ни убеждали, а протез есть протез, и искусственное металлическое или деревянное изделие никогда не заменит живую конечность. Так и с отношениями: до измены это было настоящее, живое, после – это протез, это искусственное. Они жили вместе до каждой ссоры или очередной измены Ромы. Аня была более бдительной, проверяла его телефон, иногда находила там переписки с другими девушками, сравнивала себя с ними и очень страдала. Она потеряла какую-то гармонию с собой, ей приходилось постоянно конкурировать с другими женщинами, и ее без того надломленная самооценка давала сбой. Ей казалось, что она уступает этим женщинам по всем качествам: по красоте, фигуре, положению в обществе. Рома каждый раз, когда Аня находила очередную переписку, говорил ей: «Ну конечно она лучше тебя, у нее попа больше, и вообще она более сексуальная. Ты слишком худая, а еще и в постели с ней было лучше».
Все эти женщины для него были проходящим поездом: один-два раза он с ними спал – и все заканчивалось, затем появлялась новая. Он всеми силами пытался уничтожить Анину самооценку, хотел сделать ее зависимой, у него всегда находились тысячи причин, почему он изменял: «Если бы ты мне родила ребенка, я бы перестал гулять и изменять, у меня была бы мотивация», «Если бы ты накачала себе попу, я бы не хотел других женщин, а только тебя». Аню изматывали эти отношения, они расходились, потом снова сходились, и все начиналось по новой, ничего не менялось…
Всякий раз, когда в очередной раз Аня расходилась с Ромой, она погружалась в состояние дичайшей апатии, тревоги и безрадостности. Мир терял привычные яркие краски, все вокруг становилось бессмысленным, тусклым, незначительным, минуты длились подобно часам – невыносимо мучительно и долго. Ее покидали силы, казалось, что это никогда не закончится. Все вокруг напоминало о нем – даже какой-нибудь отрывок из фильма заставлял ее рыдать навзрыд, ведь когда-то они смотрели его вместе; банальный йогурт в магазине ворошил в ее памяти воспоминания, что они пили его вместе, точно такой же йогурт, на такой родной кухне, глядя друг другу в глаза… И это зловещее слово «НИКОГДА» – никогда больше не уткнуться в его щетинистую щеку, не поспать на его груди, не подышать с ним одним воздухом, привычным движением засунуть руку ему под белье, проверив уровень его готовности. Все эти чувства, воспоминания ежесекундно терзали ее душу, а мысль, что он будет отдавать свою любовь и нежность другой женщине, пронзала ее душу, и спасения не было ни в чем – ни в работе, ни в друзьях, – все было пустое… Одновременно с чувством невыразимой тоски она испытывала раздирающее чувство злобы. Как он мог предать все эти высокие чувства, которые их объединяли? Забравшись под одеяло на своей «кровати скорби», она часами плакала, причитала, в порывах страданий выкрикивала: «Мне без тебя больно, ненавижу тебя, как ты мог!» Постоянно проверяла молчаливый телефон, смотрела соцсети и, видя надпись «Был в сети 4 минуты назад», вновь чувствовала подкатывающую злость и начинала эмоционировать: «Какого хера, блядь, ты там спокойно живешь и молчишь? Говорил, что жить без меня не можешь, а сам с новой бабой там развлекаешься», а потом снова: «Все равно люблю, не могу, хочу», – и так по кругу двадцать четыре на семь. Бесконечная рулетка, замкнутый круг, и всякий раз он снова появлялся в ее жизни, и как она бы на него ни злилась, непременно к нему возвращалась, хотя в долгие периоды расставания твердила себе: «Никогда больше не хочу боли», но тяга к нему была сильнее любых доводов рассудка. Ей казалось, если она даже умрет и он ее позовет, то она восстанет из мертвых и придет к нему. Она ненавидела все, что их разделяло, даже воздух…